Читать книгу - "Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой"

M-me Schoss, ходившая к своей дочери, еще более увеличиластрах графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейнойконторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпынарода, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; иизвозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что таквелено.

После обеда все домашние Ростовых с восторженнойпоспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старыйграф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора вдом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их.Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влияниемпротиворечивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя,бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью,вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания быловстречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но онас упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть неплакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили.Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладкаковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташавзялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенныйфарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и ещевсё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошлилюди.

— Соня, постой, да мы всё так уложим, — сказала Наташа.

— Нельзя, барышня, уж пробовали, — сказал буфетчнк.

— Нет, постой, пожалуйста. — И Наташа начала доставать изящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.

— Блюда надо сюда, в ковры, — сказала она.

— Да еще и ковры-то дай бог на три ящика разложить, — сказалбуфетчик.

— Да постой, пожалуйста. — И Наташа быстро, ловко началаразбирать. — Это не надо, — говорила она про киевские тарелки, — это да, это вковры, — говорила она про саксонские блюда.

— Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, — с упрекомговорила Соня.

— Эх, барышня! — говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась,выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашниековры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опятьукладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило братьс собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверногоящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Онаукладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого онаувлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянныеусилия.

— Да полно, Наташа, — говорила ей Соня. — Я вижу, ты права,да вынь один верхний.

— Не хочу, — кричала Наташа, одной рукой придерживаяраспустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. — Да жми же,Петька, жми! Васильич, нажимай! — кричала она. Ковры нажались, и крышказакрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули уней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другоедело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, чтоНаталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташеспрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Делоспорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи иукладывались самым тесным образом самые дорогие.

Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не всемогло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошелспать.

Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночьеще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая уворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям МаврыКузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершеннозакрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик,почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.

— Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь домпустой, — сказала старушка, обращаясь к старому слуге.