Читать книгу - "Бульвар рядом с улицей Гоголя - Герман Канабеев"

Раньше их травили. Но со временем голуби перестали жрать отравленную крупу и теперь прекрасно себя чувствуют, питаясь объедками и крошками, оставленными людьми. Тогда на работу и взяли Аркадия, чья задача была убивать голубей.

Жил он тут же на вокзале в одной из комнат матери и ребенка.

— Вот, — сказал Аркадий и вытащил из кармана увесистый пневматический пистолет. — Аникс-101, мощная штука. Работаем по ночам, когда людей в здании вокзала мало. Все просто: увидел, согнал куда-нибудь, где потише, пристрелил.

Аркадий протянул мне пистолет.

— Сфотографировал труп, в конце недели по фотографиям отчитался, получил зарплату.

Он как-то странно посмотрел на меня и сказал уже шепотом на ухо:

— Найди сиреневого ворона.

— Кого? — спросил я.

— Ворона сиреневого.

Я посмотрел в глаза старику и отшатнулся. По спине пробежали мурашки размером с приличного таракана. Глаза были абсолютно безумные. Зрачки бегали, а белки пожелтели.

— Убей эту тварь, Витя, убей.

— Ладно, Вениаминович, я понял, — я не стал спорить. Со стариком явно было что-то не так.

В первый мой рабочий день мы с Вениаминовичем завалили с десяток жирных голубей. Из них трех пристрелил я. Через неделю я пришел на работу, но на скамейке, где мы с Аркадием обычно встречались, старика не было. В отделе кадров мне сказали, что он уволился, а я прошел стажировку, и теперь буду работать самостоятельно. Жить, если захочу, могу в комнате матери и ребенка, где до меня обитал Аркадий.

Через полгода я стал настоящим мастером. Я был стремителен, безжалостен и неумолим в своем мастерстве. Носил черные кеды, черные джинсы, черную толстовку и чувствовал себя олицетворением смерти. Я был прекрасен. Я убивал этих тварей с первого выстрела. Я стал настолько искусен, что стрелял точно в их маленькую тупую голубиную голову. Я убивал их в таких количествах, будто именно для этого и был рожден. Я ненавидел голубей — вонючих летающих крыс. Особенной удачей было, когда попадались белые голуби. О! Для этих мразей у меня были припасены метательные ножи. Я стал, едрить-колотить, японским ниндзей! Настолько четко я метал ножи! Так было по ночам. В наушниках орали F.P.G. перепевку цоевской ночи: «Это ночь, ее электрический свет бьет мне в глаза». Но каждый раз наступало утро, ненавистное утро. Люди заполняли здание вокзала, и не было никакой возможности работать. Я стал ненавидеть всех этих людей и каждое новое утро, бесцеремонно разгоняющее ночные тени по углам, за то, что не могу заниматься своим любимым делом.

Я уходил на платформу экспресса «Спутник», садился на скамейку, где в первый раз встретился с Аркадием Вениаминовичем, и наблюдал за людьми. Я занимался настолько необычным делом, что все они мне казались теперь слишком простыми и бесполезными. Как голуби в здании вокзала, чья жизнь заключается только в том, чтобы жрать и срать. Раньше было наоборот. Наверное, я даже им завидовал. Влюбленным парочкам, лобызающимся в тамбурах, деловитым мужчинам и женщинам. Они все были при деле, все чем-то занимались, и мне казалось, что занимаются они обязательно чем-то интересным и полезным. А если бесполезным и неинтересным, то хотя бы получают неплохие деньги.

Я смотрел на людей, что садились в поезда дальнего следования, и даже они уже не казались мне счастливчиками, что проведут несколько часов, а может и дней, между здесь и там, в дороге, за чашкой горячего чая с приятными попутчиками. Но теперь… теперь я не просто человек, я — убийца птиц. А кто они?

Только бы найти сиреневого ворона, о котором говорил Аркадий Вениаминович. Сейчас я понимаю, что старик не был безумен и ворон существует. Мне кажется, он прячется на минус первом этаже, за вывеской магазина «ТВОЕ». Это мрачное место. Туда не проникает ни солнечный, ни электрический свет. Две девушки, что работают там продавцами, даже не понимают, в каком ужасном месте они находятся, ведь здесь сиреневый ворон. Их кожа бледна и глаза белесы из-за отсутствия света, а Таня — та, что работает на кассе, подарила мне немало приятных часов в примерочной. Тогда я и понял, что сиреневый ворон прячется именно здесь.

Будущей ночью я пойду на охоту.

Я занял отличную позицию. В блинной, недалеко от магазина «ТВОЕ» на минус первом этаже. Столик возле двери. Отсюда все отлично простреливается, а при определенной ловкости можно и нож метнуть. Я заказал блинчик с сыром и ветчиной, чтобы не привлекать особого внимания. Я словно пружина, словно свернувшаяся перед смертельным укусом змея, словно взведенный курок пистолета. Я — сама ярость!

Он выглянул из-за вывески. Затем аккуратно спрыгнул на пол. Эта сволочь настолько обнаглела, что даже не летает. Ходит пешком. Я весь сжался. В одной руке у меня нож. В другой пневматический пистолет. Ворон оказался огромным. В два раза больше любой московской вороны. Несмотря на то, что света здесь мало, я четко вижу, что он сиреневого цвета, с белыми глазами без зрачков. Я вскочил из-за стола и совершил такой прыжок, что позавидовал бы любой каскадер. В прыжке я метнул нож и выстрелил одновременно…

— Кто на собеседование?

— Я, — отвечаю.

Юбочка, шпильки, сиськи, очки, волосы в хвост. Почти клон предыдущей чиарши.

— Расскажите немного о себе.

«Я — убийца птиц», — подумал я.

— Мне сорок лет, живу в поселке Заря.

— Какое ваше самое большое достижение в жизни?

«Я убил сиреневого ворона», — хотел я ответить.

— Пока самое большое достижение то, что я дожил хотя бы до сорока. Пока.

— Назовите свои положительные качества.

«Я — настоящий мастер. Я безжалостен в своем деле. Я стремителен. Я — японский ниндзя, сука», — нужно было сказать.

— Коммуникабельность, стрессоустойчивость, умение вести переговоры на уровне первых лиц компании, пунктуальность.

— Мы позвоним вам и сообщим о результатах собеседования. Пока предварительно могу сказать, что вы можете рассчитывать на положительное решение.

В тамбуре электрички до поселка Заря я оторвал от объявления язычок с номером телефона — «на Ленинградский вокзал требуется разнорабочий». Я сжал в кармане нож. Я — сама ярость!

Собиратель красоты

Всегда мечтал быть фотографом. Продал машину, купил дорогущее оборудование и был счастлив до тех пор, пока не кончилась еда. Пришло время монетизировать свое желание. В этот момент моя мечта заскулила, уползла в угол и сдохла там. Пока она еще дышала, я носил ей горячий чай с медом, затем вино, потом коньяк и даже водку. Но каждый раз, когда я возвращался со свадебной съемки домой, мечта все реже подавала признаки жизни.

Я не выбрасывал труп. Надеялся,