Читать книгу - "Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков"

Раньше нельзя было смотреть на императора. Теперь нельзя было отвернуться от него. Если учесть, что разговоры в присутствии императора тоже не поощрялись и званый обед проходил в полном молчании, то легко себе представить, что, несмотря на изысканные кушанья, гости вряд ли могли получить от еды и общения адекватное удовольствие. В качестве компенсации после окончания приема в дома присутствовавших на нем было принято посылать судки с полным набором пиршественных блюд, чтобы и их семьи, и они сами могли бы спокойно насладиться яствами, не будучи скованными никакими ограничениями.

В. Крестовский посетил и Дом приемов Энрёкан, где губернатор Токио развлекал своих высоких гостей. Там присутствовало полторы тысячи человек. Крестовский был настроен по отношению к японцам чрезвычайно благожелательно, но ему хотелось, чтобы японцы сохраняли свой национальный колорит. А потому прием в Энрёкан ему не слишком понравился: «Ах эти ужасные, убийственные фраки! И зачем только понадобились они японцам, имеющим свой, веками выработанный костюм, в котором есть что-то солидное, сановитое. Представьте себе какого-нибудь даймио, каких мы теперь знаем – увы! – только по картинкам, – ведь он был просто величествен в своем одеянии, которое сидело на нем так красиво и так гармонировало с этой типичной прической, с этими двумя саблями за поясом. Точно таков же был и самурай в шелковом киримоне (кимоно. – А. М.) с гербами и накрахмаленными воскрыльями. Представьте же себе теперь того же самурая в куцем фраке с жалостными фалдочками, в белом галстуке из японского крепа, с туго накрахмаленным пластроном, который с непривычки к нему упрямо топорщится и лезет вон из жилета, с шапокляком под мышкой, с английским пробором на затылке, о, этот бедный самурай кажется мне еще жалостней своих фалдочек!»^[154]

Правда, европейцы на этом балу произвели на Крестовского еще более отвратительное впечатление: «Мы были самоличными свидетелями, как многие из этих безукоризненно одетых джентльменов, не успев раздобыть себе ни ножа с вилкой, ни хлеба, рвали мясо куропаток и фазанов и целые куски кровавого ростбифа просто зубами и руками, освободив их от перчаток. Словом сказать, что воистину было генеральное кормление зверей, и я полагаю, что японцы, у которых выработаны для еды особые, весьма деликатные приемы, не могли не чувствовать внутреннего омерзения при виде столь бесстыдно проявляемой алчности и жадности своих „цивилизаторов“, благодаря коим не более как через полчаса пришлось уже закрыть буфет, потому что он весь был истреблен и расхищен. Лишь очень немногие из японцев успели воспользоваться каким-нибудь сладким пирожком…»^[155]

4 марта в Иокогаму прибыл король Гавайев Калакуа, совершавший кругосветное путешествие. В Японии его принимали по первому разряду – это был первый действующий монарх, с которым повстречался Мэйдзи.

Мэйдзи принимал вместе с Калакуа парад, обменялся с королем рукопожатиями, наградил орденом, шел не впереди него, а вровень. Словом, вел себя как с ровней, хотя Гавайи были крошечным государством с армией численностью всего в 75 человек. На неофициальной встрече Калакуа высказал грандиозные предложения: для противовеса империалистическому Западу учредить лигу восточных стран во главе с Мэйдзи, проложить подводный кабель между двумя странами, учинить династический брак между принцем Садамаро и своей племянницей Каиулани, которой предстояло стать королевой Гавайев (Калакуа был бездетен). В. Крестовский утверждает даже, что король убеждал Мэйдзи принять христианство, раз уж Япония встала на путь европейской цивилизации^[156]. Кроме того, Калакуа высказал живую заинтересованность в японских сельскохозяйственных рабочих, которые могли бы обрабатывать гавайские плантации, – местное население стремительно вымирало, работорговля была уже, к сожалению, запрещена.

Ёсю Тиканобу. Мэйдзи в окружении иноземных монархов (1879 г.)

Нетерпение художников было так велико, что они временами изображали японского монарха в окружении руководителей других государств – даже если он с ними никогда не встречался. На гравюре (верхний ряд, крайний справа) – «император России». Американский президент (слева от Мэйдзи) назван «королем Соединенных Штатов Америки». Слово «президент» не было, похоже, знакомо художнику.

Все предложения Калакуа японцы отвергли. Даже если бы Япония и осмелилась на антизападный союз, она все равно не обладала достаточным авторитетом и мощью для его организации. Прокладку кабеля до малозначительного государства сочли нецелесообразной, а отправку рабочей силы – преждевременной. Династические браки не были в японской традиции, и ранее двор настоял на расторжении брака принца Ёсихиса и немецкой аристократки, который был заключен во время пребывания принца в Европе. Тем не менее предложения, полученные Мэйдзи, казались весьма лестными. Еще несколько лет назад никто не мог бы предположить, что кто-то может посчитать Японию серьезным игроком на мировой арене.

Калакуа тоже остался очень доволен оказанными ему знаками внимания. Жаль только, что грандиозный бал, на который он был приглашен, не состоялся. 13 марта был убит Александр II, и японский двор погрузился в траур.

Несмотря на высказывавшиеся в прошлом году сомнения относительно целесообразности путешествий императора, 30 июля Мэйдзи отправился в очередную поездку по стране. Это было его самое длительное путешествие. Оно продолжалось 74 дня. На сей раз маршрут проходил по северо-востоку страны и Хоккайдо. Теперь школьники рассказывали императору не про Цицерона, а про японскую историю и китайскую философию. Исправно поработали и связисты: телеграфные провода окутывали Японию все гуще, и теперь новости со всего света доходили до Мэйдзи быстро. И теперь уже никому не приходило в голову использовать телеграфные столбы и провода не по назначению. Наоборот – им находилось все новое и новое применение.

Честь изобретения одного из них принадлежит, возможно, отцу Николаю. В Касивадзаки (район Тохоку) не было священника, а потому местные прихожане просили у отца Николая позволение, чтобы катихизатор, в случае похорон, мог надевать стихарь – «в простом платье хоронить не представительно в глазах язычников». Николай не позволил и велел в каждом случае извещать его телеграммой, а он тогда будет – тоже по телеграфу – давать благословение^[157].

К этому времени стала окончательно ясна судьба бывшего сословия самураев. Они не смогли найти себя на пути самостоятельного предпринимательства. Начав свое дело, большинство из них не выдерживало конкуренции, превращаясь в наемную рабочую силу. Зато государственная служба смогла обеспечить им достойное существование. Тем более что при приеме на нее самураям оказывалось предпочтение. По данным за этот год, две трети центрального и префектурального чиновничьего аппарата составляли выходцы из самурайских семей. Среди учителей их было 40 процентов. Основу полиции и армии также составили самураи. В государственный аппарат эти люди вошли вместе со своими ценностями. К их числу следует отнести честность, порядочность, верность, дисциплину, самопожертвование, гордость, нетерпимость, обидчивость, склонность к решению конфликтов силовым путем. Государство Мэйдзи сумело в конце концов интегрировать самураев в новую жизнь, но оно стало государством, в котором основные ценности были выработаны военным сословием. Можно сказать и так: самураи интегрировали государство в свои ценности. Этот факт многое объясняет в последующей истории Японии.