Читать книгу - "Русский всадник в парадигме власти - Бэлла Шапиро"

Подробные требования к обучению показаны в Приказе инспектора кавалерии и командира Лейб-гвардии Конного полка П. А. Палена 9 декабря 1797 г., последовавшем вскоре после приема им полка. «При осмотре моем полку я нашел, что люди по одиночке не выучены и для того за нужное нахожу эскадронным командирам предписать следующее:

1) стараться всемерно всякого человека по одиночке обучать конной езде…; правила конной езды довольно известны и потому лишним почитаю входить о том в подробности;

2) дабы каждый рейтар был господин своей лошади, нужно его довести до того…; ибо через сие могут в галоп попасть легко и атаки будут всегда точные;

3) всякому рейтару показать по одиночке, каким образом ему действовать палашом в рубке; а потом опустя палаш вынимать пистолет и действовать оным… как обстоятельства того требовать будут;

4) также довесть каждого рейтара, чтобы он из эскадронного фронта по позыву выехал, не давая другой помочи лошади, как шенкелем;

5) …ежели люди будут доведены по одиночке, то весьма легко можно их совокупить вместе;

6) также найдено мною, что рейтары во фронте шевелятся, от чего оказывается дурной вид и исполнение всякой команды не может быть точно; а для того подтверждаю, наистрожайше внушать нижним чинам, дабы они, как скоро палаш вынут, были непоколебимы на лошадях»^[1345].

Обязательным пунктом шла выездка (обучение) молодых лошадей, «дабы по взятие их в их полк оные к службе совсем годны были»^[1346]; а для сбережения молодых лошадей рекомендовалось «лучше не употреблять их первый год в строю»^[1347].

В обучении были активно задействованы лучшие иностранные берейторы (Павел I приглашал прусских офицеров на русскую службу еще со времен европейского турне графа и графини Северных^[1348]). Само обучение «было направлено к тому чтобы сделать из [солдата] автомата, двигателем которого должна быть только палка сержанта», — фраза, сказанная военным теоретиком и историком, кавалерийским генералом Н. Н. Сухотиным про фридрихову армию, как нельзя лучше характеризует и армию его подражателя^[1349]. Символом павловской муштры — и символом прусского в русской армии — стала деревянная трость с костяным набалдашником, составлявшая неотъемлемую принадлежность каждого начальника, от сержанта до фельдмаршала. «Один только рядовой солдат не имел трости: знаменательная особенность, доказывавшая, для кого носили ее»^[1350]. В кавалерии трость была введена у всех унтер-офицеров; в конном строю она возилась замкнутой за седельную подпругу.

Вахт- и плац-парад — еще одно знаковое явление эпохи — были введены императором с первого дня своего царствования; Павел I лично присутствовал на разводе с церемонией, состоявшемся в 11‐м часу утра 7 ноября 1796 г. Вахт-парады, где (в подражание Зейдлицу) демонстрировались сложнейшие конные построения и эволюции^[1351], проводились ежедневно в 9 утра, не исключая времени пребывания императора в загородных резиденциях. Дважды в год, весной и осенью, проводились маневры в Гатчине или Павловске, где император лично командовал войсками (первое время в качестве шефа и полковника всех гвардейских полков; сам он шел во главе Конной гвардии)^[1352].

Одновременно русская кавалерия была реформирована по прусскому образцу (в части ее родов и соотношения между ними):

1) карабинерные, конно-егерские и легкоконные полки заменены кирасирскими;

2) упразднено конное ополчение на юге страны;

3) увеличено число казачьих полков (до 47).

Самым знаменательным событием в ряду переустройств стало возрождение кирасир. Примечательно, что и «Устав о полевой кавалерийской службе», и «Устав конного полка» под кавалеристом понимали лишь кирасира или драгуна^[1353]. При наращивании численности кирасир планировалось сокращение армии, и особенно кавалерии, что диссонировало с прусским опытом. За четырехлетнее правление число кавалерийских полков сократилось на 11, а общая численность — на треть. К концу царствования численность полевой кавалерии составила всего 45 000^[1354].

Благодаря сумме принятых мер, настойчивости и постоянству требований к концу XVIII в. русская кавалерия была приведена в наилучшее за всю ее предыдущую историю состояние. Не последнюю роль в этом сыграло копирование прусского опыта^[1355], но Павлом I «в подражание подражателю Фридерика Второго, отцу своему»^[1356] были заимствованы преимущественно его внешние, наиболее эффектные, но все же второстепенные детали, не составившие целого. Взятые отдельно от общей концепции Фридриха II, они не могли дать русской кавалерии ожидаемого прорыва. Уверенного перехода от манежной езды к полевой, столь необходимой для успешного конного боя, не произошло: этот период истории известен скорее опруссачиванием русской кавалерии, нежели ее военными успехами (так, в Итальянском и Швейцарском походах А. В. Суворова она была задействована минимально^[1357]).