Читать книгу - "Генрих IV - Василий Балакин"

Франсуа Равальяк, убеждавший себя в том, что действует исключительно с целью предотвратить войну между королем и папой, то же самое с неизменным упорством повторял и на допросах. Его спокойная уверенность в том, что он был призван покарать короля-отступника, а также отсутствие у него малейших признаков раскаяния особенно возмущали судей. В ходе многочисленных допросов он раз за разом повторял, что действовал исключительно по собственному побуждению и что у него не было сообщников. Даже под пытками он не сообщал ничего другого и лишь громко кричал от боли.

В день казни, 27 мая 1610 года, с утра его вновь подвергли допросу с пристрастием, а затем раздробили ноги с помощью испанского башмака и потащили на Гревскую площадь. Для Равальяка, своим поступком желавшего заслужить славный венец мученика за веру, признательность современников и вечную память благодарного потомства, неприятной неожиданностью явилась реакция окружающих. Даже в тюрьме при виде его другие заключенные улюлюкали и осыпали его бранью: «Предатель! Собака!» На подступах к эшафоту стражникам с большим трудом удавалось сдерживать толпу, яростно бросавшуюся на него. На месте казни палач в течение полутора часов пытал Равальяка, вырывая из его тела раскаленными щипцами куски плоти и поливая его открытые раны расплавленным свинцом и кипящей смолой. В последний раз у него спросили имена его сообщников. И опять он, не желая в смертный час ложью навечно погубить свою душу, заявил, что действовал в одиночку, и ему условно отпустили его грехи. Затем приступили к его четвертованию с помощью четырех лошадей. Эта ужасная казнь продолжалась еще час. По свидетельству очевидца, каждый из присутствовавших норовил помочь палачам, некоторые даже впрягались вместе с лошадьми, тянувшими цареубийцу за конечности в разные стороны. Его тело толпа буквально разорвала на куски, которые для поругания таскали по улицам, пиная и топча их ногами, так что даже голова стала плоской, как блин. В руках у палача, который должен был сжечь тело казненного, осталась только его окровавленная рубашка. Отдельные куски трупа сжигали в различных концах города. Даже королева будто бы видела, как швейцарские гвардейцы в самом Лувре подвергали экзекуции куски плоти цареубийцы.

Описание казни Равальяка приведено здесь не для того, чтобы посмаковать сцену насилия, но единственно с целью показать, что этот несчастный, к тому же психически, видимо, не вполне здоровый человек, сполна получил за содеянное, и теперь мы, без гнева и пристрастия, можем констатировать: Франсуа Равальяк, несостоявшийся монах и учитель и вообще несостоявшийся в жизни человек, оказал огромную услугу Генриху IV Французскому, остановив его у самой черты, за которой, проживи он еще хотя бы несколько месяцев, его ожидала бы совсем иная слава, нежели та, которую он обрел. В истории Франции не было бы Генриха Великого, «доброго короля Анри», одного из самых популярных (а по мнению многих — самого популярного) французских королей. Война, в которую Генрих IV готовился ввергнуть страну, оказалась бы долгой, трудной и кровопролитной — как это и было в ходе начавшейся спустя восемь лет Тридцатилетней войны, а ведь тогда политикой Франции руководил гениальный Ришелье, а не Генрих Наваррский, в своих поступках всегда руководствовавшийся… Впрочем, вы уже знаете, чем он руководствовался. Мне могут возразить, что не будь Равальяка, нашелся бы кто-нибудь другой. Скорее всего, да, но раз уж жребий выпал на Равальяка, ему и слава.

Между тем шла подготовка к погребению Генриха IV. Кому-то пришло в голову, что было бы нехорошо хоронить Бурбона в королевской усыпальнице Сен-Дени, пока последний Валуа не обрел там место своего вечного упокоения. Бренные останки Генриха III изъяли из крипты в Компьене и перенесли в Сен-Дени. Эта церемония перезахоронения состоялась ровно за десять дней до помпезных похорон Генриха IV. Так сбылось предсказание, над которым часто потешался Беарнец: его похоронили через десять дней после Генриха III.

Тело Генриха IV пролежало в могиле до 1793 года, когда оно подверглось осквернению. В тот год восставшие якобинцы и санкюлоты вскрыли его гроб. Оказалось, что тело Генриха IV хорошо сохранилось. Его, вытащив из гроба, прислонили к церковной колонне и отдали на поругание толпе. Один санкюлот отрезал у покойного короля усы, а его кощунственная соучастница отхлестала якобы любимого народом короля по мертвому лицу и швырнула бренные останки на землю. Вдоволь поглумившись над мертвецом, расколов ему череп, его сбросили в общую могилу. Из реликвария в коллеже Ла-Флеш извлекли сердце Генриха IV и сожгли. От «доброго короля Анри» не осталось ничего.