Читать книгу - "Русские распутья или Что быть могло, но стать не возмогло - Сергей Кремлев"

Иными словами, Ливонская война имела своей цивилизационной целью приобщение России к современным мировым достижениям. Иван Грозный намеревался «прорубить» то «окно» в Европу, которое через сто с лишним лет прорубил Пётр. Причём прорубить в наиболее удобном месте, на уже хозяйственно освоенных территориях с готовыми портами и городами.

И если бы это произошло, то Россия уже в наступающем XVII веке могла бы совершить впечатляющий цивилизационный рывок.

Этого-то Европа и боялась. Точнее – этого боялись, конечно, не Эразм Роттердамский и Галилео Галилей, а коронованные себялюбцы и некоронованные финансовые «короли», которые уже тогда – как, например, германский банкир Якоб Фуггер, обладали такой властью, что могли влиять на избрание тех или иных европейских венценосцев.

В России передовые люди – а таких хватало, не все ведь лаптем щи хлебали – остро сознавали, что Россия отстала, и надо ушедшую в отрыв Европу догонять. И как раз при Иване IV желания стали совпадать с возможностями – молодой Иван и во внутренней, и во внешней политике был динамичен, проявлял себя как новатор. Иван IV смело шёл на выдвижение на государственные посты «худородных», и если что и мешало этому процессу приобрести тот массовый характер, который он приобрёл при Петре, так это – высокомерие и инертность родового боярства. Оно даже во время войн более было озабочено тем, кто на какое место может претендовать по древности рода, а не тем, как эффективнее разбить врага.

Ивана Грозного изображают тираном, а на самом деле он чаще бывал заложником той дурацкой ситуации, в которую его раз за разом ставила княжеско-боярская оппозиция. Другое дело, что Иван – как великий государь, как выдающийся государственный ум и реформатор, решительно подавлял эту самовлюблённую оппозицию – когда политическим манёвром, а когда, в соответствии с обычаями эпохи, – и топором.

Но он был готов сменить топор на перо и даже – на место за партой… Путь же к этой «парте», так необходимой для будущего России, закрывала Ливония, чьи порты и земли оказывались для России не «дверью», и даже не «окном» в Европу, а рогаткой, шлагбаумом, загораживающим России удобные, надёжные торговые и культурные пути и блокирующим развитие связей с Европой.

Объективно расширение контактов России с Европой было при Иване более чем возможно, причём оно было бы взаимно благотворно. В Европе ведь жили не только Генрихи № такой-то, Фридерики № такой-то и Максимилианы с папами римскими – там тоже не все руководствовались своекорыстными вожделениями, не все смотрели на Россию враждебно…

В 1553 году английский мореплаватель Ричард Ченслер открыл северо-восточный путь в Россию, и Иван тут же ухватился за открывшуюся возможность. Ченслер был обласкан, образовалась английская «Московская компания». В 1555 году Ченслер прибыл в Москву во второй раз – уже как официальный английский посол, и был принят 25-летним царём с небывалым почётом. Ченслера сажали за царский стол напротив Ивана, что было высочайшей честью. Английским купцам предоставлялись особые льготы.

В обратный путь Ченслер отправился зимой 1556 года на 4 богато нагруженных товарами судах вместе с царским послом – вологодским дьяком Осипом Непеей. В шторм у Шетландских островов Ченслер утонул, а Непея благополучно добрался до Лондона, где его встретили тоже с большим почётом.

Русский посол пробыл в Англии до мая 1557 года, выговорил для русских купцов такие же льготы, какие давались англичанам в России и нанял для работы в России «мастеров многих, дохтуров, и злату и серебру искателей и делателей и иных многих мастеров». Это была та же самая линия, которую позднее принял Пётр. И неудивительно – передовая Россия Ивана Грозного и сам царь в полной мере понимали значение для нужд развития России приглашения квалифицированных специалистов-европейцев во всех сферах.

Прорубать же «окно в Европу» можно было только через Ливонию. Причём ливонские немцы больше других хлопотали о том, чтобы европейское знание не проникало в Россию. Католические властители Ливонии умели видеть возможные стратегические перспективы, а если бы не очень дальновидными оказались они, их бы поправил Рим, где давно научились видеть вперёд на века.

Сама по себе Ливония была слаба и не смогла бы противодействовать выходу России на удобные берега средней Балтики и установлению широких связей с Западом. К тому же вначале Иван IV намеревался ограничиться лишь необходимым минимумом. Ещё его дед Иван III после войны 1500–1503 года с Ливонским орденом добился от него выплаты дани за Дерпт (Юрьев). Срок действия договора истекал в 1553 году, и Грозный настаивал на его продлении на таких условиях, которые ставили бы Юрьев-Дерпт и его область в положение русского протектората.

Лишь получив отказ, Иван IV начал подготовку к войне. Но, даже уже начав военные действия, он был склонен ограничиться нужным для России мирным договором. Однако провокационные обстрелы из ливонской Нарвы русского Иван-города сорвали наметившийся мирный процесс, а первые успехи воодушевили Ивана, имевшего планы не только выйти к морю, но и вернуть России захваченные Литвой исконные русские земли.

Это, безусловно, само по себе программировало конфликт с Литвой, с Польшей, вело к созданию Речи Посполитой. Польская Варшава воспользовалась тогда страхом литовского Вильно утратить русские владения… Но не могло ведь не быть и руководящих указаний тому же Сигизмунду II Августу из Рима.

После смерти Сигизмунда в общей ситуации изменилось мало что. Вначале на польский трон был избран католический принц Генрих де Валуа. Однако смерть в Париже его брата – короля Карла IX, сделала вакантным французский трон, и недолгий польский король, Генрих бежал из Польши в июне 1574 года, чтобы стать французским королём Генрихом III.

После этого двойной польско-литовский трон занял, как уже было сказано ранее, Стефан Баторий.

Венгр по происхождению, Баторий (1533–1586) был младше Ивана на три года… Сын трансильванского (семиградского) князя Стефана IV, он родился в 1533 году, учился в Падуанском университете в Италии, ректором которого был польский магнат Ян Замойский. Факт, вне сомнения, заслуживающий самого пристального внимания – многое в «русской» политике Польши XVI и XVII веков надо рассматривать через «ватиканскую» призму… Замойский, к слову, курировал деятельность своего воспитанника и после того, как тот стал королём Польши.

В 1571–1576 годах Стефан – семиградский князь, но в 1576 году поляки избрали его королём Польши. Собственно, вначале партии разделились, и сенат избрал Максимилиана Габсбурга, но в итоге трон остался за Баторием – считается, что его поддержала средняя и мелкопоместная шляхта. Однако продажная и мелкотравчатая шляхта всегда и во всём шла за магнатами, так что, весьма вероятно, был просто разыгран ловкий спектакль – Ватикану нужен был сильный проводник его политики, а ярый католик Баторий оказывался вполне подходящей кандидатурой. То, что новый польский король был ставленником пап римских, подтверждается не только его активной антирусской политикой, но и тем, что советниками Батория стали иезуиты. Показательно также то, что среди тех, кто рекомендовал венгра Батория полякам, были послы турецкого султана Амурата.