Читать книгу - "Сирия и Палестина под турецким правительством - Константин Базили"

То же явление повторилось при нашествии османов в 151 [6] г., при нашествии египтян в 1832 г. и в описываемую нами эпоху. Обвинить ли в том племена сирийские или правительства, которым последовательно обречены племена эти? Два коренных элемента — анархический навык и феодальное раздробление — под безнравственным трехвековым владычеством султанов без сомнения упрочились, но они проявляются с первых годов завоевания турецкого. Еще при Селиме I могли бунтоваться назначенные им в Сирию паши, и с той поры уже Сирия служила постоянным бременем для Османской империи.

Подобно всем своим предшественникам и последователям в великом подвиге основания империи, объемлющей лучшую часть всемирного наследия римлян, Селим заботился лишь о материальном блеске завоеваний, о непомерном размахе Османовой сабли и мало помышлял о гражданском подвиге, которым должно упрочиться дело сабли.

Если станем внимательно следить все эти кровью и огнем исписанные скрижали османские от родоначальника Османа до Абдул Меджида, то убедимся в том, что всякое из завоеваний, которыми ознаменованы блистательные дни османской истории, упрочилось впоследствии соразмерно с трудом первоначального приобретения. Внутренние малоазийские области и Румелия, где каждый шаг был куплен победой, служат и поныне горнилом османских сил. Если в два первых года греческой войны горсть эллинов изгнала осман из Пелопоннеса и Северной Греции и овладела неприступными твердынями этого края, вспомним, что турки также в свою очередь за век с лишком пред тем в две кампании сметали оттуда венециан. Между тем как острова Архипелага, эти цветы, собранные некогда османским флотом в его прогулках по морю, бесспорно отпадали один за другим от Махмудова венца; Кандия, упитанная янычарской кровью, устояла противу геройских усилий христианского ее народонаселения и упорных экспедиций эллинов. Замечание наше еще более подтвердится, если вникнем в степень влияния султанской власти в каждой из областей от Аравии и Бахрейна до Дунайских княжеств. Не жребий войны, не случайности правительственных попыток решают судьбы народов и царств, но политические законы, действующие на мир с неизменным, непреоборимым влиянием законов физических. Если Турция еще в XVI в., в блистательный период своего могущества и гражданственности, когда племя Османа порождало ряд гениальных султанов и государственных людей, не успела упрочить за собой Сирию и извлечь из нее какую-либо пользу, ужели сумеет она теперь искупить гражданским трудом трехвековую неурядицу своего сирийского управления, когда и Турция одряхлела, и область, присужденная ей волей великих держав, одичала и обеднела?

Пред судом истории не станем слагать на турок всю ответственность постоянного обеднения края, упадка его торговли и промышленности в течение трех последних веков. Но нет сомнения, что турецкая правительственная система всего более содействовала политическому развращению края, приучила Сирию к постоянным внутренним обуреваниям и разрушила те элементы, которые таились в ней два тысячелетия, от финикиян до турок, и каждый раз после тягчайших испытаний проявлялись быстрым восстановлением внутреннего ее благоденствия в промежутки покоя и мира.

При Селевкидах достигла Сирия высочайшей степени своего развития. Она едва ли не самый блистательный из обломков эфемерной империи Александра. Борения с соседним Египтом и с северными племенами — армянами и парфянами — не переставали тревожить царство, потрясаемое в то же время внутренними враждами потомства Селевка Никатора. Затем, едва отдохнула она под римскими орлами, не прошло и полувека, Сирия является лучшей, богатейшей роскошнейшей провинцией Римской империи и оспаривает у самой Греции пальму эллинического образования, так счастливо привитого в ее почву сподвижниками Александра. При преемниках Константина Антиохия делается второй столицей Востока и школой христианской философии. Новые бедствия настигают ее при нашествиях персов, и вскоре затем делается она добычей полудиких арабов. Покрытая пеплом своих городов, в полвека оправляется она, наделяет арабов сокровищами греческого образования и удивляет мир преизбытком своего благосостояния, блеском халифата и возрожденной наукой. Даже в эпоху крестоносцев, после внутренних борений раздвоенного духовного и гражданского наследия Харуна эр-Рашида и после нашествий диких сельджуков, Сирия, уже лишенная светильника науки, столько раз в ней просиявшего от веков незапамятных, еще цветет торговлей и пышной своей промышленностью в краткие промежутки мира.

При всех обуреваниях последовавшего затем мрачного трехвекового периода торговля и промышленность не перестали процветать в сем краю, так щедро одаренном природой; доказательством тому служат богатства, почерпнутые в нем мореходными республиками Италии. Затем османское завоевание включает Сирию в состав империи, под эгидой которой эта страдальческая страна освобождалась от внешних напастей и внутренних борений.

Османское завоевание подобно римскому долженствовало даровать Сирии новую эру благосостояния и содействовать развитию жизненных ее сил при мощном правительственном деспотизме, способном укротить мелочной деспотизм эмиров и феодальные их распри. Но с того времени Сирия более и более увядает и бледнеет, ее промышленность и торговля приходят в совершенное изнеможение и народонаселение постоянно истощается.

Как ни пагубно турецкое управление и по своим началам, и по своим последствиям, уже усмотренным нами в политических судьбах Сирии, однако мы должны с беспристрастием сознаться, что оно предпочтительнее всем тем правлениям, которые ему здесь предшествовали со времени цветущей эпохи халифата […] В состав Османской империи вступила она именно в ту самую эпоху, когда гений западных мореходцев открывал торговле новые пути и отнимал у восточного берега Средиземного моря неоцененную монополию сношений между Западом и внутренними странами Востока, Индией и Персией. Не сабля Селима, но компас Васко да Гамы положил конец древнему благосостоянию Сирии. Предоставленная самой себе, лишенная тех богатств, которые извне втекали в ее жилы, она три века чахнет и дичает. В наши дни нанесен последний удар ее промышленности соперничеством Запада, вооруженного паровыми машинами противу рукоделия Востока, противу ткацких станков, завещанных Тиром и Сидоном далекому потомству, простых станков классической старины, к которым привязано оно, ибо целых три тысячелетия ими сбирало оно дань с Востока и с Запада.

Но если промышленность края осуждена скорой смерти, если его богатая почва иссохла под дуновением политических ураганов, которые уже столько веков сряду сгоняют народонаселение то в горы, то в пустыню, — все эти бедствия могли бы вознаградиться с избытком преимуществами географического положения Сирии, лишь бы торговля и мореплавание возвратились вновь к древнему своему пути, чему и в наше время были попытки.

Еще в век Соломона и Гомера безземельная республика Тиро-Сидонская делалась центром всемирной торговли, покрывала моря своими флотами, насаждала берега Средиземного моря цветущими колониями, куда изливала она преизбыток собственной жизни. Тир и Сидон превзошли Египет деятельностью своего гения и предшествовали Греции в успехах гражданственности. Не другому чему мы должны приписать это замечательное явление, а географическому положению Сирии. Занимая восточный берег Средиземного моря, этой жизненной утробы древнего мира, она была предназначена провидением на великий подвиг морального и материального влияния Востока, сего первенца человеческого рода, над младшими племенами, заблудившимися в первобытном состоянии на далекий Запад и предопределенными к наследию тройного луча религии, науки и гражданственности, взлелеянных первоначально Востоком.