Читать книгу - "Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов - Жан-Франсуа Сольнон"

Политическая косность: так можно охарактеризовать политику новоиспеченного царя, который взошел на трон, не имея ни новых идей, ни определенной программы. От его воцарения либеральные круги ожидали «политической весны»[273]. Разочарование не заставило себя ждать. Земствам, которые осторожно предлагали монархам пока что пользовавшимся уважением скромные реформы и проекты, направленные на улучшение положения крестьян. Николай 17 января 1895 г. дал суровый ответ. Предложения земских представителей о разделе сфер деятельности он заклеймил как «бессмысленные мечтания» и заявил: «Я буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель»[274]. Слова царя, полностью шедшие вразрез с либеральным мнением, тут же стали известны всей России, даже убежденные монархисты сочли страшной бестактностью и дурным предзнаменованием. Тут же пошли догадки о том, кто бы мог подтолкнуть Николая к такому высказыванию, с него самого словно хотели снять всю ответственность. Одни обвиняли старого царского наставника, обер-прокурора Святейшего синода Константина Победоносцева, отъявленного врага парламентаризма, защитника всех видов реакционной мысли. Тот отрицал всякое участие в написании текста, а на вопрос «Кто же тогда толкнул императора на столь злосчастный поступок?» он отвечал: «Кто? Неужели вы не догадываетесь? Конечно же, молодая императрица!» И добавил: «Она, ничего не зная о России, мнит себя знатоком всего… Ее преследует мысль, что император не в полной мере утверждается в своих правах и не получает всего, что ему полагалось бы»[275].

Хотя замечание министра о том, что царица подстрекала мужа, звучит обоснованным, участие Александры в том деле не доказано. Впрочем, в одной из своих книг княгиня Радзивилл, приводя этот диалог, утверждала, что царица не принимала никакого участия в этом прискорбном эпизоде. Если Александра действительно подталкивала мужа к самодержавному курсу и постоянно указывала ему, где должны быть его прерогативы, она пока что не пользовалась особым влиянием и не сильно стремилась к выходу на политическую сцену. Это стало видно когда, после убийства 15 июля 1904 г. министра внутренних деле Плеве, Николай II назначил его преемником либерала, последовав совету не жены, а императрицы-матери, встревоженной неблагоразумием сына. К выдвижению этого нового министра, добивавшегося разрешения открытых собраний, Александра, конечно, отнеслась враждебно.

Все изменило рождение царевича. Ради сына Александра пошла в политику. До настоящего момента она лишь тихо разделяла ненависть своих близких ко всему, что могло угрожать абсолютной власти. Отныне она употребляла свое влияние на ход событий с целью сохранить самодержавие. Она оберегала трон для Алексея. Перед этой задачей меркло все, она рассорилась с аристократией, не давала проходу министрам, не замечала брожение умов, отказывалась даже от малейших уступок, без устали увещевала своего вечно нерешительного супруга. Александра стояла на слепом абсолютизме.

Ее политический идеал заключался в том, чтобы сохранить в стране положения дел, оставленное Александром III. Каждодневной задачей было поддержать царя, укрепить его дух перед лицом испытаний, придать ему смелости и помочь выбрать решение, что соответствовало бы представлениям императрицы о самодержавной императорской власти.

Страна, потрясенная после сдачи Порт-Артура японцам в декабре 1904 г., уже несколько лет жила под ритм народных выступлений, городских стачек, крестьянских восстаний в деревнях. Покушения следовали одно за другим, даже в армии не удавалось избежать мятежей. Николай отказался от каких-либо либеральных послаблений в режиме. Тогда петербургские рабочие собрались и решили донести свои жалобы до того, кто до сих пор был для них «отцом родным», любящим свой народ и неспособным причинить ему зло. Они устроили шествие, неся перед собой иконы и портреты Николая II, распевая религиозные песни и «Боже, царя храни!». В тот день, 9 января 1905 г., Николай II находился не в столице, а во дворце в Царском Селе, что в 30 км от города. Следовало ли ему вернуться в Зимний и принять петицию, при том, что она была совершенно умеренная? Так предлагал кое-кто из императорских советников. Судя по всему, дело было в царице. Александра убеждала Николая не уступать народной дерзости. Английский военный атташе в Санкт-Петербурге позже признался своему королю, каким несчастьем обернулся отказ царя встретиться с собственным народом, и вину за это он возлагал на Александру. «Да, — лаконично ответил Эдуард VII, — боюсь, что она не всегда оказывает благое влияние».

Армия стала стрелять по безоружной толпе, убив, по неофициальным данным, от 800 до 1000 человек. «Кровавое воскресенье», возмутившее всех либералов, разорвало «священную связь» между народом, который царица настойчиво величала верным, и его царем[276]. Набирала обороты революция 1905 г. «Тяжёлый день! — записал в дневнике Николай II, — В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых»[277]. После того страшного дня покушения участились. 4 февраля был убит дядя Николая великий князь Сергей, горячий поборник репрессий. На Черном море взбунтовался экипаж броненосца «Потемкин» — увековеченный кинорежиссером Эйзен-штейном в 1925 г., — рабочие советы устраивали все новые забастовки, волновались студенты, восставали деревни. Как отмечала Элен Каррер д’Анкос, Россия катилась к анархии.