Читать книгу - "Валтасар. Падение Вавилона - Михаил Ишков"

Нур-Син поразмышлял над уточнением, сделанным царем Парса. Он сказал не «мы», но «я должен найти способ». Неужели Астиаг решится доверить армию этому юнцу? Хотя рассуждает он более чем здраво и, не в пример не по уму горячему Лабаши, зрит в корень. Это была горькая мысль, но Нур-Син постарался ничем не выдать своих чувств.

Кир тоже помалкивал. Нур-Син неожиданно почувствовал, что этот парнишка дает ему время опомниться, осознать сказанное в целом, сделать выводы, и эта расчетливая, неожиданная для такого юнца, неспешность вконец сразила Нур-Сина.

Если бы Лабаши-Мардук хотя в самой малой степени обладал подобной выдержкой, покровитель Нур-Сина Набонид давным-давно был обмазан воском и покоился бы на собственном дворе в родовой гробнице. Неужели этот парень тот молодец, способный и отринуть традицию, и сохранить ее? Задача для сильных духом и разумом.

Кир, видимо, почувствовал быстролетный оценивающий взгляд вавилонского посла и решил не затягивать паузу.

— Что ж, — заявил он, — давай вернемся к описанию горцев, обитающих в горах Тавра. Ты уверен, что они не смогут оказать достойного сопротивления более опытному и многочисленному противнику?

— Уверен, государь, хотя в начале они способны причинить немало бед тому, кто подвергнется их набегу. Вот почему мне хотелось бы известить родных в Вавилоне о том, чтобы они продали поместье, которым наша семья владеет в тех местах.

— Зачем такая спешка, Нур-Син? — удивился Кир. — Или ты что-то слышал об угрозе, которая таится в горах Тавра?

— Ходят разные слухи, — уклончиво ответил посол. — На базарах говорят одно, купцы другое, в верхнем замке третье. Говорят, что царь вовсе не собирается идти войной на Лидию. Утверждают, — здесь Нур-Син понизил голос, как бы призывая собеседника к взаимной откровенности, — твой господин метит совсем в другом направлении. Утверждают, что его вдруг потянуло на юг. Он вроде бы собирается кому-то мстить за незаконно занятый престол. Не знаю, верны ли эти слухи, но я не хотел бы терять собственность, расположенную неподалеку от Харрана.

Кир ответил с той же прямотой, с какой бьют в лоб, ответил.

— Эти слухи имеют под собой основания. Кое-кто во дворце спит и видит, как бы половчее столкнуть наши страны. Втянуть сильных в войну и одновременно развязать себе руки. Послушай, благородный Нур-Син, я не открою тебе тайну, если скажу, что мы, сильные, знатные, владеющие землями, царствами и племенами, дали слово великому царю, царю царей, потрясателю земли и воды, поддержать выбранного им наследника престола, если Астиаг поведет или пошлет нас в поход против Лидии. Не против Вавилона, подчеркнул Кир, — но против Креза, чья наглость начала граничить с бесстыдством. Он похваляется приручить нас и сесть государем в Экбатанах. Однако в последнее время великий государь, царь царей и потрясатель земли и воды, заговорил о том, что Лидией ему заниматься недосуг. Есть в государстве более неотложные дела, одним из которых, как ты правильно заметил, является сведение счетов кое с кем. Нам это не по душе. Тебе, должно быть, тоже, поэтому береги себя и своих людей. Соблюдай осторожность, так как нет более легкого способа спровоцировать войну, как разделаться с послом. Тебе все понятно?

Нур-Син облизнул вмиг высохшие губы и кивнул. Потом добавил.

— Да, государь. Благодарю за предупреждение, государь. Позволь мне заодно высказать просьбу. Это касается моей собственности, что возле Харрана. Мне бы все-таки хотелось бы предупредить жену, чтобы она заранее побеспокоилась о людях и о хозяйстве. Конечно, я мог бы отправить собственного гонца, но мне не хочется путать государственные дела с частными, тем более в таком тонком деле, как возможный набег горцев.

— Хорошо, я помогу тебе. Я пошлю в Вавилон надежного человека, ты сможешь передать с ним все, что тебе угодно и кому угодно. Но за это ты расскажешь мне, кто самые умелые воины на свете, как воспитать таких воинов и как вести дела в государстве, чтобы таких воинов было побольше.

* * *

Кончалась зима, и над горным массивом, прикрывавшим столицу Мидии с севера, внезапно, за день разошлись тучи. Открылась присыпанная снегом вершина Эльвенда. Прекратились дожди, ударило солнце, вмиг повеяло весной, оживлением природы. По городу пополз животворящий, припахивающий прелью и сладковатой гнильцой дух. Зашевелились почки на деревьях, скоро дубовые рощи по склонам хребта окрасились зеленой дымкой.

За это время Акиль успел несколько раз встретиться со своим родственником, бежавшим в Мидию, и добыть немало ценных сведений об образе мыслей, намерениях и настроениях, царивших среди высших кругов мидийского государства.

Вольнолюбие и вольномыслие с одной стороны и удивительная для вавилонян патриархальная естественность, которую скорее можно назвать неотесанностью и варварской простотой в общении между собой, а также грубоватая прямота, с какой они отстаивали свои интересы, с другой, являлись характерными чертами мидийской знати. В пределах обязательств, которые владетельные князья имели перед царем, они повиновались Астиагу, однако всякое вмешательство в их личные и семейные дела, в отношения с подвластными соплеменниками, вызвали яростный отпор, выливавшийся в неприкрытую ругань, которую позволяли себе даже высшие сановники — такой, например, как родственник царя и полководец Гарпаг. Перед царем вельможи не кланялись, а только склоняли головы. Заводилой ссор обычно выступал Спитам. Это был властный, фанатично преданный борьбе со злом человек. Всякий ущерб святым для каждого мидянина предметам, непочтительно отношение к огню, земле, водам, корове и растениям, возводился им в степень государственного преступления.

Мало того, что двор был расколот на последователей и противников Заратуштры, отдельные царедворцы постоянно грызлись между собой. Сбежавшие из Вавилона, переполненные злобой и жаждой мести сторонники Лабаши первым делом тоже составили собственную партию, которую, как сообщил луббутум, в местных верхах иначе, чем «промотавшиеся негодяи», не называли.

Можно представить изумление бежавших заговорщиков, когда они осознали, что при царском дворе их слова и в грош никто не ставит, зато Угбару,[66]наместник страны Гутиум, входившей в состав Вавилона и пограничной с Мидией, в глазах Астиага и местной знати считается большим авторитетом, хотя тот верно служил и почитал прежнего государя Нериглиссара и принял присягу на верность нынешнему. К его суждениям, сообщил Акиль, прислушиваются как к откровениям.

Понятно, что большая часть сбежавших заговорщиков, не получив ожидаемой награды за предательство, теперь ради возвращения на родину была готова на все. Им до смерти надоели запреты, подглядывания, смена настроения царя, спесь управляющего дворцом, высокомерие дворецкого, подавальщика еды, виночерпия, подметальщика во дворце, от которых зависело решение наиважнейших вопросов. Никто не мог лично обратиться к царю, для этого просителю следовало найти кого-нибудь из обслуживающей царя челяди и через него подать прошение. Естественно, подобные услуги стоили недешево. В конце концов, противники Набонида, опекаемые верхним замком, скоро перегрызлись между собой и тоже разделились на несколько фракций.