Читать книгу - "Андрей Боголюбский - Алексей Карпов"

Тут-то и выяснилось, что особого желания воевать не было ни у ростовской и суздальской рати, ни у рязанских и муромских полков. Летописец объясняет это тем, что поход был «не люб» людям, «зане непогодье есть зиме воевати болгар». Действительно, зима давала возможность преодолевать реки по льду, не задерживаясь для организации переправы, но воевать, утопая в снегу, особенно в условиях бездорожья, было чрезвычайно затруднительно. Вот и получилось, что рати не спешили на соединение со своими князьями. Они либо совсем не двигались, либо двигались еле-еле, ссылаясь на бездорожье, непогоду и снежные заносы (а может быть, наоборот, на распутицу). Во всяком случае, погодные условия оказались не слишком подходящими для продвижения больших масс людей. Но очень похоже на то, что «непогодье» было использовано прежде всего как предлог для того, чтобы не участвовать в походе, смысл которого ростовские, суздальские и прочие «мужи» не понимали. По замечательному выражению летописца, ратники, «идуче, не идяху».

Мстислав и князья ждали полки в течение двух недель. Но в конце зимы время, предоставляемое погодой для военных действий, в любом случае коротко. Так и не дождавшись подхода основных ратей, князья решили ударить по болгарам силами «передней дружины», то есть передовых отрядов. В их распоряжении находился и «наряд» — оружие, доспехи и всё необходимое для ведения боя.

Несмотря на двухнедельное пребывание русских дружин на Волге, болгары ничего не знали о их приготовлениях к войне и были застигнуты врасплох. «И въехаша в поганыя без вести», — рассказывает о рейде княжеской дружины летописец. Стремительным ударом русские захватили шесть болгарских сёл и некий неназванный город. С жителями расправились, как обычно: «мужи исекоша (поубивали. — А. К.), а жены и дети поима[ша]». Захваченный полон и представлял главную ценность в войне. Теперь ратники могли повернуть обратно. Их двухнедельное стояние на Оке оказывалось не напрасным и после продажи пленников или их посажения на землю должно было окупиться сторицей. Но к тому времени пришли в себя и болгары. Им удалось собрать значительные силы. «Слышавше же болгаре в мале дружине князя Мстислава пришедша и идуща опять (то есть возвращающегося вспять, обратно. — А. К.) с полоном, доспеша вборзе (то есть поспешили. — А. К.) и поехаша по них в 6 [тысячах]».

От этой лихой погони Мстислав с князьями едва сумел ускользнуть. «За малым не постигоша их», — продолжает свой рассказ летописец. Наших отделяли от преследователей каких-нибудь 20 вёрст. Но Мстислав «с малою дружиною» и полоном успел переправиться через Оку. Преследовать его дальше болгары не стали и повернули обратно^[167].

Как всегда, случившееся было объяснено вмешательством Высших сил. «…И възврати от него Бог поганыя болгары, хрестьяны покрыв рукою Своею», — подводит летописец итоги похода князя Мстислава. Заступничество Пресвятой Богородицы и сила христианской молитвы и на этот раз проявили себя очевидно для всех («очивесть»), и русским воям осталось лишь вознести благодарственные молитвы. «Погани бо възвратишася вспять, а хрестьяне хваляще Бога, взвратишася в своя си».

Успех, конечно, был весьма относительным. Но полон князья привели, а из своих людей вроде бы никого не потеряли.

Мы не знаем, наказали ли Андрей и его сын нерасторопных воевод. Возможно, что и нет. Князья вполне могли рассудить так, что всё, что ни делается, делается по Божьему изволению, а значит, промедление главных сил на пути к Волге произошло неспроста, и в итоге всё обернулось к лучшему. Но некий очень важный для себя сигнал Андрей, кажется, пропустил. Войско, или по крайней мере его часть, уже не хотело воевать ради тех целей, которые он объявлял. Промедление ратей, в том числе и его собственных — ростовских, суздальских и даже владимирских, свидетельствовало о том, что какие-то важные рычаги управления людьми князь постепенно выпускал из своих рук — всё ещё не отдавая себе в этом отчёт.

Что же касается Андреева семейства, то в его жизни болгарский поход имел весьма печальное, хотя и отдалённое по времени последствие. Как и для старшего Андреевича Изяслава, он оказался последним в биографии второго и любимого Андреева сына Мстислава. Примерно год спустя, 28 марта 1172 года, князь Мстислав Андреевич умер^[168]. Как и Изяслав, он был похоронен во владимирском Успенском соборе. «И плакашеся по немь отець его и вся Суждальская земля», — свидетельствует летописец.

Нынешняя гробница князя находится близ северных дверей храма. В «надгробном листе», помещённом над ней в XVII веке, второй сын Андрея Боголюбского показан был как великий христолюбец и заступник православных людей: «бяше бо велми добродетелен и милосерд ко христианом», но беспощаден к врагам христианской веры. «…Наипаче безбожных болгар всю землю поймал и попленил», — вспоминал владимирский книжник о болгарском походе князя Мстислава Андреевича. А далее продолжал: «…и многих во святое крещение просветил, а непокоряющихся мечу предавал».^[169] Трудно сказать, в какой степени эта характеристика соответствует действительности. Так, о миссионерских усилиях князя в Волжской Болгарии нам ничего не известно, да и едва ли у него нашлось время для обращения болгар в христианство. Хотя кто-то из пленников, наверное, мог и принять крещение.

После смерти Мстислава первенство среди Андреевичей перешло к Юрию (Георгию). Пока что он был ещё совсем ребёнком, «дитя», как называет его летописец. И тем не менее отец посчитал его юный возраст подходящим для начала военной и политической карьеры.

Первое упоминание в летописях о князе Юрии Андреевиче связано с новгородской политикой его отца. Поговорим и о ней.