Читать книгу - "Угрюм-река - Вячеслав Шишков"

– Яснее ясного, – опасливо и хитровато улыбнулся Иннокентий Филатыч. – Теперь дозвольте вас по-приятельски спросить: кто видел этот Анфисин документ? Учитель видел? Вы видели?

– К сожалению, ни учитель, ни я документа не видели.

– Ну, значит, его и не было, бабьи запуги это, сказки... Анфиса выдумала.

При этом Иннокентий Филатыч тотчас же с тысячи скостил в уме пятьсот рублей. А следователь опять закашлялся. Потом сказал хриплой фистулой:

– Я не утверждаю, что мадам Козырева убита Прохором Петровичем лично. Он мог для этого дела приспособить и другого кого-нибудь, например, Ибрагима.

Иван Иваныч Голубев, следователь, жил один. Два его сына служили в Москве и Томске, жена умерла давно. Сам он три года тому назад был – с понижением – переведен сюда из города Крайска: вышли какие-то служебные размолвки с прокурором. В Крайске он водил хлеб-соль и с семейством Куприяновых, и с Иннокентием Филатычем.

– Чайку? – предложил хозяин.

Кирпичный чай, вскипевший на керосинке, ароматичен, крепок. Гость положил в стакан два больших куска сахару, сказал:

– А по-моему, вы, любезный мой Иван Иваныч, неправы. Ей-богу, неправы. Ни черкесец, ни Прохор Анфису не убивали. Убил ее тот, что сгорел. Может быть, хахаль ее, царство ей небесное. А может, и не он; может, каторжник какой, бродяга из тайги. Мало ль их тут шляется. И убил с целью ограбления. Попомните-ка это. А ежели так, то – фють! – концы в воду, и все чище чистого обелятся сразу, и вам, окромя нижайшей от Громовых благодарности, никакой канители. Подержите-ка, говорю, вы это в уме, зарубите-ка это на носу. – Иннокентий Филатыч даже сглотнул от удачно пришедшей ему мысли и заерзал на стуле. – Ну, а скажите, ради Бога, вы тщательно производили обыск у покойницы между ее смертью и пожарищем, будь ему неладно? – настораживаясь и побалтывая ложечкой в стакане, спросил купец.

– Что это, допрос? Прошу вас, Иннокентий Филатыч, без допросов... И вообще... Я не должен бы вам...

– Какой, к шуту, допрос... Что вы, что вы! – замахал на него клетчатым платком купец и облегченно посморкался. – А просто так...

Черные глаза его сегодня наособицу лукавы: в них горел купеческий хитрый ум. Белая борода аккуратно подстрижена. Румяные пухлые щеки в густой серебряной щетине. Седая голова не причесана, вихраста, на толстой шее бронзовая медаль. Пальцы рук коротки, но зорки и блудливы. Перстень с бирюзой. Поношенный сюртук. Сапоги бутылками ловко начищены ваксой «молнией».

– Так как же? Был перед пожаром обыск-то?

Следователь отхлебнул чаю, убавил огонь в лампе и уставился взглядом в угол, в тьму.

– По правде вам сказать, я, к сожалению, дал маху. Обыска перед пожаром не было... Да и кто мог предвидеть пожар?

– Не было?! – привскочил купец с обжигающего стула и из пятисот рублей мысленно отбавил еще двести.

Следователь вынул из-за рубахи термометр и стал его внимательно разглядывать.

– В сущности, сказал он, – производить обыск было бессмысленно: об имуществе убитой осведомлен лишь Петр Данилыч, ну, еще, пожалуй, его сын. И только. А они оба больны. Так что путем обыска вряд ли предварительное следствие могло установить факт похищения имущества у пострадавшей... Тридцать восемь, шесть десятых... Опять вверх пошла.

– А документик?! – вновь подскочил купец. – Ведь тот документик мог в лапы вам попасть. Вот в чем суть-с.

Следователь неприятно сморщился и промолчал. Потом сказал, слегка ударяя ладонью в стол:

– Только имейте в виду: этот разговор между нами. И чтоб никому ни-ни... Поняли?

– Понял, понял... И, выходит, значит, так. – Иннокентий Филатыч встал, со всех сил потер кулаками поясницу, выпрямился и мелкими шажками пробежался взад-вперед по комнате, чуть задержавшись на ходу у неряшливой кровати следователя. Оправив смятую подушку, он сказал: – Выходит так: убийца грянул из ружья и убежал – кто-то помешал ему: не удалось обворовать. А потом, на следующую ночь, взял да и залез опять... Караульного подпоил, конечно, или обманул, уж я не знаю как... может, поделиться обещал...

– Караульный арестован.

– Значит, залез с отмычкой и стал второпях хозяйничать... Богатства много, а страшновато: покойница лежит, отмщенья просит, жуть на душу наводит. Он для храбрости – к шкафу, а в шкафу вин, наливок сколько душе желательно, а жулик – пьяница. Вот и дорвался... Тут ему башку-то и ошеломило – сразу, как баран, округовел. Здесь сундук, там гардероб, темно, снял лампу с керосином, да кувырнул ее... Вот и... А тут покойница из гроба поднялась, держит его, не пускает. Ну, может, сам к ней приполз – медальоны с нее разные снимать... А огонь пуще, дым, смрад... Тут грабителю и карачун... Вот и все... Так или не так? Давай руку! Видишь, я тебе убийцу разыскал... – И старик вопросительно захохотал, поблескивая желтыми зубами.

– Да, правильно... – раздумчиво проговорил следователь. – Может быть, и так. Сейчас, сейчас... Кверху, дьявол, идет.

– Кто идет?

– Температура. Сейчас, сейчас... – Следователь отметил на графике точку и провел синим карандашом черту, руки его дрожали. – Тридцать восемь, шесть десятых... Ну-с? – И он поднял болезненно раскрасневшееся серьезное лицо свое на собеседника.

– Вы слышали, что я говорил-то?

– Конечно, слышал. Ну-с?

– Вот так и действуй. А мы тебе...

– Я, возможно, так и стал бы действовать. Возможно... Но вот в чем дело... – Следователь, торжествующе играя густыми бровями и морщинами на лбу, достал с этажерки старенький портфель. – Вот видите, газета без уголка. Я взял ее у Прохора Петровича при допросе. А вот и уголочек.

– Ну, что ж из этого?..

– Его нашел я в комнате потерпевшей. Он был в качестве пыжа в ружье убийцы... Видите, обгорел с краев. Значит? – И следователь поджал губы в уничтожающей гримасе.

– Ну что ж из этого?..

– Значит?

– Ну что ж из этого?.. – мямлил, толокся на месте язык купца. Всерьез испугавшись, он мысленно прибавил к тремстам рублям еще пятьсот, еще пятьсот и тыщу. Вдруг уши его покраснели, жилки забились в висках, зрачки расширились и сузились. – Гляди, гляди!! – резко вскричал он, приподымаясь, и ткнул перстом в окно, за которым мутнел поздний вечерний час. – Отец Ипат... Пьяный!..

– Нет, кажется, не он, – повернулся, уставился в окно и следователь. Его крепко лихорадило.

– Нет, он... Нет, не он... Это дьякон...

– Какой дьякон? – спросил следователь, протирая глаза.

– На поминках, из города выписывали... И с монашкой!..

– С какой монашкой?

– На поминках... Видишь, видишь, что он разделывает? Кха-кха-кха...

Меж тем пальцы купца работали с проворством талантливого шулера. Он быстро глотал чай, давился, перхал, кашлял, глотал остывший чай, давился, крякал.