Читать книгу - "Федор Чижов - Инна Симонова"

Но высшей похвалой для Василия Поленова были слова, сказанные Тургеневым. Зайдя в марте 1876 года в мастерскую художника, Иван Сергеевич сразу же обратил внимание на стоящий у стены портрет, приготовленный к отправке на выставку.

— Да, это Федор Васильевич. Очень похож! Только я знал его темным.

— То есть как — темным?

— Тридцать пять лет тому назад… Как он побелел за это время!..

«Мне это было приятно, — прибавлял Поленов, пересказывая родным и друзьям свой диалог с великим писателем, — ибо, значит, похож, коли через тридцать пять лет люди узнают»^[657]…

К этому времени он закончил и две свои пенсионерские работы. «Право господина», выставлявшееся в Салоне, приобрел П. М. Третьяков для своего московского собрания, а картину «Арест гугенотки» (или «Арест графини д’Этремон»), за которую художник удостоился звания академика, купил во время посещения его парижской мастерской Наследник Цесаревич Великий князь Александр Александрович.

Ощущая себя на Западе, где «жить утомительно и сиротливо», по-прежнему «как-то без почвы, без смысла»^[658], Поленов отныне мог «со щитом» вернуться в Россию — на два года раньше положенного срока. «За границей оставаться теперь не только незачем, но и вредно», — твердил он Чижову^[659]. Все его мысли уже давно были устремлены к Москве. В письмах на родину он писал: «Москва у меня так идеально засела в голове, что мысль о моем поселении в ней придает в минуты упадка бодрости продолжать работать здесь»^[660].

Узнав о скором приезде Поленова, Чижов был крайне обрадован: «Знай же, что я купил домик, в котором тебе готовы две комнаты, — это на широкой улице, на Садовой, в месте, довольно покойном. Знай еще, что у тебя есть в Москве пятьсот руб<лей> на начало жития». Рисуя несомненные выгоды водворения в Белокаменной, Чижов решил увлечь «друга Васю» своей причастностью к новейшим достижениям технического прогресса: «…ты будешь в середине России… Вздумаешь куда-нибудь поехать — всюду железные дороги. Очень хотелось бы мне, чтобы ты съездил в Малороссию, ты никогда в ней не бывал… Я каждый год езжу по северным дорогам; если ты захочешь прокатиться до Ростова, Ярославля и Костромы, — пустимся. Если даже захочешь побывать на далеком Севере, в Вологде, — и туда путь открыт…»^[661]

За год до этого Чижов направил в путешествие к берегам Ледовитого океана среднего брата Василия Поленова, Алексея, «очень милого малого», служащего Министерства финансов. Доверив его заботам своего компаньона рыбопромышленника Смолина, Федор Васильевич поставил перед молодым экономистом задачу исследовать прилегающие к океану земли, а также описать плавание двух пароходов Товарищества Архангельско-Мурманского срочного пароходства «Архангельск» и «Онега». Алексей Поленов справился с поручением блестяще. Подготовленный им по итогам поездки «Отчет о командировке на Мурманский берег» получил высокую оценку Чижова и руководства Министерства финансов и был опубликован отдельным изданием в 1876 году в Петербурге.

3/15 июля 1876 года, сдав свою мастерскую на Монмартре, Василий Поленов вслед за Репиным покинул Париж. В конце июля он был уже в России и занимался совместно с Ильей Ефимовичем устройством отчетной выставки в Академии художеств в Петербурге.

«Какие хорошие вещи привез с собой Вася!..» — восхищался, бродя по выставочным залам Академии, Чижов. Строгий и беспристрастный судья, он, сравнивая мастерство двух даровитых художников, отдавал пальму первенства Репину, хотя и с оговорками. «По мне таланту у Репина больше, но мало сравнительно образованности»^[662].

Репин с женой и дочерьми осенью уехал на Украину, в Чугуев, не переставая мечтать о Москве. «Как только приедешь в Москву, так и я приеду^[663], — писал он Поленову. — … Как же, ведь я ни на одну йоту не отступаю от нашего плана: мы будем жить в Москве…»^[664]

Но Василий Дмитриевич Поленов посчитал своим долгом в сентябре 1876 года отправиться добровольцем на Балканы, в армию генерала М. Г. Черняева. Этому, разумеется, содействовал Чижов, помогавший сербам и черногорцам в войне против турок. «Я беспрестанно говорю себе: не ропщи, что не можешь быть на поле битвы, — урезонивал себя Федор Васильевич, завидуя решительности и отчаянной отваге молодых соотечественников, — везде битва в жизни»^[665].

В составе кавалерийского отряда Поленов участвовал в военных действиях и вел ежедневные записи своих наблюдений и впечатлений. Его «Записки» и «Дневник русского добровольца» публиковались в журнале «Пчела» и имели большой успех у читающей публики^[666]. В них есть любопытное описание встречи с доблестным генералом Черняевым, во многом подготовленное беседами с Чижовым: «Он… очень некрасив, но необыкновенно симпатичен… Вас охватывает какая-то теплота и безотчетное доверие к этому человеку, вы для него готовы идти в огонь и воду… Ни фатовства, ни позировки, а напротив, — необыкновенная простота и скромность во всех словах, приемах, действиях. При этом глубокая преданность идее, которая сообщалась и вам, совершенно вас побеждала и заставляла чуть что не боготворить его… Я вышел от него совершенно обвороженный, мне припомнился Кутузов из „Войны и мира“». «…Мы одержали пассивную победу, — передавал Поленов слова генерала. — Турки дальше не идут. Благодаря ли бездарности пруссака Османа-паши или просто трусости турок, но мы с нашими слабыми средствами, с армией, в которой половина людей взята прямо от сохи и вооружена чуть ли не дубинками, удерживаем неприятеля, в три или четыре раза сильнейшего нас. Не будь на их стороне Англии, мы, может быть, теперь не тут бы были. Вот это ружье (американское магазинное) дает восемнадцать выстрелов, не заряжая, и этим вооружены черкесы и бышибузуки… Стыдно и нерасчетливо нашему правительству держать себя в таком официально холодном отношении к горячему движению, охватившему всю Россию»^[667].