Читать книгу - "Чудеса и диковины - Грегори Норминтон"

Почти год я влачил жалкое существование у городских ворот, слишком близко от презираемого мной тирана. Пару раз я даже видел, как он важно катил в Милан с Витторио под боком, но он меня не узнал. Жизнь среди опустившихся душ у Порто-Ориентале была жестокой. Я видел, как люди с вечера засыпали, а утром не просыпались. Я видел на обочине трупы с перерезанным горлом и отрубленными пальцами, на которых когда-то были перстни. Иногда я прятался на огородах за городом, воровал овощи или пытался стащить из курятника курицу, как лиса. Постепенно, сам того не желая, я добрался до виллы Бонконвенто.

Моска и Пьеро все еще ютились в хлеву. Витторио спал в доме, согревая постель этого чудовища. Я искал тебя и не нашел и наполовину обрадовался, наполовину отчаялся, догадавшись, что ты бежал. В наше отсутствие некому было смягчать его злобу, и Бонконвенто устроил ребятам сущий ад. Он выходил во двор до завтрака и будил братьев оплеухами. Потом Витторио мыл его водой из ведра – ты помнишь, – и маэстро бранил его за то, что он потерял юную свежесть, отрастил бороду и позволил своей нежной коже покрыться прыщами. Я заметил, что Бонконвенто страдал жутким кашлем. Газы глухими взрывами вылетали из его легких и зада, а когда начинался приступ, он перегибался пополам и багровел.

Я не знаю, что это была за болезнь, но она навела меня на мысль. Целыми днями я только и делал, что лелеял мечту о мести. Есть хотелось ужасно, но мысли о мести отбивали мысли о еде. Я лежал в кустах, мой желудок урчал, а мозг напряженно работал. Я смотрел, как маэстро на балконе поглощает свой ужин – отвратительную зеленую дрянь, которую стряпала кухарка. Спорим, ты никогда бы не догадался, кто она на самом деле? Мария, старая карга, которая мочилась в наш суп? Однажды, всего один раз, я услышал, как он говорит это слово. «Мама». Ты представляешь? Бонконвенто собственную мать превратил в прислугу! Неудивительно, что она нас ненавидела. В ее глазах мы, наверное, и были причиной, почему ее сын стал таким извращенцем. После ужина он кликнул Витторио. Потом свет в его спальне погас. Я подполз к сараю, где спали Моска и Пьеро. Моска по-прежнему храпел, как пойманная муха, но Пьеро услышал, как я скребусь. Мы поговорили сквозь щель между досками и вместе выработали план. Моска сперва испугался, но Пьеро был сильнее и не меньше меня жаждал мести. Витторио был орешком покрепче. Никогда не знаешь, что он предпримет. Моска даже напрудил в штаны – так боялся, что он нас заложит и нас всех отправят в тюрьму. А что, сейчас мы не в тюрьме? – спросил я. Однако даже Витторио согласился с моим планом.

И вскоре решающий момент наступил. Было прекрасное летнее утро, предвещавшее жаркий день. Когда Бонконвенто отправился отпирать сарай, я подал ребятам сигнал – ухнул филином. Выйдя из сарая, Пьеро и Моска принялись умолять хозяина сходить искупаться на озеро Сан-Марко. При тебе мы ведь туда не ходили? Это укромное местечко к северу от города, скорее пруд, чем озеро, там обычно купаются городские мальчишки. Джан Бонконвенто ворчал, что у него полно работы. Но братья не отставали. Он рассердился и пригрозил их побить. Только когда к их просьбам присоединился Витторио, маэстро унял свой гнев и согласился устроить пикник. Марии приказали наготовить еды. Витторио взял из погреба пару бутылок вина. Потом они все отправились на озеро – Моска и Пьеро, Бонконвенто и его голубок, – а я следовал за ними на безопасном расстоянии.

На озере Сан-Марко я прятался в камышах, дергаясь всякий раз, когда моих ног касалась рыба, и наблюдая за тем, как маэстро ел и пил на глазах у голодных учеников. Пьеро и Моска первыми залезли в воду, голые, как лягушки, и белые, как мертвецы. Витторио тоже разделся и лежал на берегу, подставив свое бледное тело солнцу. Он искоса поглядывал на подвыпившего хозяина. Сжав деревянную дубинку, я погрузился под воду по самые ноздри, наблюдая за работой Витторио. Тот подманил к себе старого развратника, но в последний момент вскочил на ноги и прыгнул в воду. На соседнем пляже тоже были люди, но их заслоняли заросли ольхи и плакучей ивы: они не могли видеть, как Джан Бонконвенто сбросил одежду, обнажив свои сальные складки, и, как морж, плюхнулся в воду. Они не могли видеть трех молодых парней, которые плескались и вопили от восторга, смыкая кольцо вокруг пышнотелого купальщика.

Я нырнул и подплыл к колыхавшимся в воде грязным белым ногам. Витторио прижался к маэстро и обхватил его дряблые руки. Живот у художника был просто необъятным. Я подплыл ближе. И ударил его дубинкой. Джан Бонконвенто боднул воду, согнувшись пополам от боли в животе. Я поднялся на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Пьеро и Моска, словно играя, запрыгнули на скорчившегося маэстро и, заливаясь хохотом, попытались устроить чехарду у него на голове. Руки Бонконвенто били по воде, поднимая волны. Ему дважды удалось вдохнуть воздух. Со стороны его пыхтение могло показаться веселой игрой, и если бы кто-то прошел в это время мимо, он бы ничего не заподозрил – просто любящий отец возится со своими детьми. Я заворожено следил за происходящим, не решаясь вернуться и нанести второй удар. В какой-то момент я решил, что у нас ничего не вышло и Бонконвенто выплывет, спасенный своим непотопляемым жиром. Он столкнул братьев головами, и те свалились в воду.

А потом художник заметил в воде меня. Его глаза, и так выпученные, как сливы, распахнулись еще шире. Потом Витторио вскочил ему на плечи. Он жаждал убить Бонконвенто сильнее всех нас. Он заталкивал хозяина под воду, и его член стоял торчком. Пьеро и Моска пришли в себя и схватились за ноги Бонконвенто.

Не знаю как, но я почему-то почувствовал, что старик начал глотать воду. Его легкие наполнились болотной слизью, водорослями и рыбьей чешуей. Витторио давил ему на затылок, и он вдыхал свою смерть. Витторио долго стоял над водой, пока не перестали подниматься пузыри. Пьеро и Моска оттащили его от маэстро. Мне не верилось, что все кончено. Потом в воде показалось огромное брюхо Бонконвенто, похожее на большой круг сыра. Следом поднялось и остальное: волосатые руки-ноги, срамной слизняк и застывшее лицо. Он был похож на большую куклу.

Ребята были в ужасе от содеянного. Я со всех ног помчался обратно в камыши и выбрался на заросший берег. Мальчишки выли, плакали, звали на помощь. «Маэстро! Помогите! Маэстро утонул! Помогите, кто-нибудь!» Со всем его салом, с набитым пузом… разумеется, все поверят, что это был просто несчастный случай. Как вообще этот мешок с жиром смог держаться на воде? Только я своим присутствием мог бы навредить своим друзьям. Если люди сбегутся на крики о помощи и увидят меня в воде или где-нибудь неподалеку, то на Пьеро, Моску и Витторио непременно падет подозрение. Из камышей я выбрался на лесистый берег, вытерся и оделся в свои нищенские лохмотья. Со всех концов Сан-Марко слышались испуганные крики. Я не стал задерживаться, чтобы посмотреть, чем все закончится. Так что я даже не знаю, что случилось с осиротевшими учениками. В тот же день я бежал из Милана и пешком отправился в Тоскану. В твою страну, Томмазо. Там я начал жизнь заново…

За последующие несколько дней я виделся с Джованни всего лишь дважды. И действительно, что нас с ним связывало? Только призрак общего врага и к тому же убитого. Но этого было явно недостаточно, чтобы возродить прежнюю дружбу. Рассказав об убийстве – судя по живости речи, далеко не в первый раз, – Джованни умолк и за весь разговор проронил лишь несколько слов. Меня бесило это молчание, и я спросил его о покойных женах, о дочери. Он ответил, что та живет с родителями мужа в Сетиньяно, холмистой местности под Фиесоле. Он очень гордился ею и называл своим самым главным достижением за всю жизнь. Но мне была непонятна эта нежная любовь отца к дочери; мне это было неинтересно.