Читать книгу - "Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции - Олег Будницкий"

Милюков — страха ради иудейска — напечатал о ней восторженную рецензию^[505]. Я прочел эту книгу. Лучше бы она не вышла. Очерки, посвященные воспоминаниям о делах, очень интересны, но они пропадают в автобиографии и в воспоминаниях о «великих людях», его друзьях — Короленко, Горьком, Кони. Язык — вымученный, любовь к «истинно-русским» оборотам речи и поговоркам […] — и повсюду Оскар, Оскар и Оскар, — некуда от него спрятаться.

Как вам нравится в первых строках — определение русского языка:

«Я полюбил этот удивительный язык: в ласке шелковисто-нежный, завораживающий; в книге — простой, просвечивающий до невозможности скрыть малейшую фальшь; в испытаниях борьбы — подмороженный, страстно-сдержанный».

И в таком стиле почти вся книга. Только там, где он рассказывает о делах, защитах, муках за подзащитных, — там язык натуральнее^[506].

Грузенберг своей самовлюбленностью и самоуверенностью раздражал многих. Но все же это была история и слава русской адвокатуры. И Гершун не выдержал — боясь обидеть знаменитого коллегу, написал о столь непонравившейся ему книге положительную рецензию^[507]. Однако книга Грузенберга, возможно именно в силу недостатков, очевидных интеллектуалам, но привлекательных для «широкой публики» — что может быть увлекательнее, чем «сага» о героическом адвокате, защитнике униженных и оскорбленных? — пользовалась успехом и полностью разошлась, что было не столь частым явлением в эмигрантской литературе. Тем паче что эта «сага», если вынести за скобки внушительное эго автора, не слишком грешила против истины. В результате Грузенберг получил даже некоторый доход от продажи тиража, что было немаловажно в не слишком блестящих финансовых обстоятельствах последних лет его жизни.

Грузенберг основал в 1929 году в Риге юридический журнал «Закон и суд». Это единственное специализированное юридическое издание, выходившее в Русском зарубежье (проблематика многих статей выходит за рамки чисто юридических вопросов): журнал выходил до 1938 года, всего вышло 90 номеров. Это все еще не изученный и не оцененный по достоинству памятник российской юридической мысли^[508]. Многие статьи, публиковавшиеся на страницах журнала, в особенности о правах национальных меньшинств, имеют, на наш взгляд, не только исторический интерес.

* * *

Маклаков и Грузенберг не были друзьями. Более того, знаменитый коллега раздражал Маклакова, как, впрочем, и многих других современников. Грузенберг был чрезвычайно эгоцентричен и самолюбив. Василий Алексеевич был довольно терпимым человеком и поддерживал хорошие (а иногда и приятельские) отношения с широким кругом людей, в том числе с теми, с кем серьезно расходился в политических взглядах. В политике он пытался понять правду другой стороны, не победить, а убедить оппонента. Однако же у него были и довольно устойчивые антипатии, нередко лишавшие его объективности, а то и терпимости. По нашим наблюдениям, в «большую тройку» его антипатий входили П. Н. Милюков, М. М. Винавер и О. О. Грузенберг.

Милюков в этом отношении лидировал с огромным отрывом от всех прочих. Винаверу в маклаковской переписке доставалось по большей части за его апологию 1‐й Думы (Маклаков хоть и защищал ее депутатов на Выборгском процессе, однако считал их деятельность контрпродуктивной), да и за кадетскую ортодоксию в целом. Что же касается Грузенберга, то Маклакова прежде всего раздражали некоторые особенности его характера. В личной переписке Маклаков мог позволить себе быть гораздо более откровенным, чем в опубликованных текстах. Он писал своему ближайшему другу и конфиденту послевоенных лет Марку Алданову: «Беда Милюкова в том, что он хотел быть властью, вести за собой, хотя для этого у него не было достаточно данных. Оттого он любил лесть, поклонение, обожание. На это я насмотрелся, наблюдая его в партии, как лидера партии. И главное это вытекало не из убеждения в том, что его путь ведет к спасению, а из желания быть первым. В этом отношении у него было нечто общее с Грузенбергом»^[509].