Читать книгу - "Исследование истории. Том I - Арнольд Тойнби"

Этот elan (порыв), прокладывая себе дорогу через ряд неустойчивых состояний, можно обнаружить в ходе развития эллинской цивилизации с момента ее возникновения вплоть до зенита в V в. до н. э.

Первым вызовом, брошенным новорожденной эллинской цивилизации, явился вызов хаоса и древней ночи. Распад отеческого минойского общества оставил после себя столпотворение социальных осколков — оставшихся на необитаемом острове минойцев и сидящих на мели ахейцев и дорийцев. Суждено ли осадку старой цивилизации быть похороненным под слоем гальки, которую новый поток варварства принес вместе с собой? Будет ли над редкими в ахейском ландшафте клочками низменностей господствовать дикость горной местности, окружающей их кольцом? Окажутся ли мирные земледельцы равнин во власти горных пастухов и разбойников?

На этот первый вызов был дан победоносный ответ; было решено, что Эллада станет миром городов, а не деревень, земледелия, а не пастушества, порядка, а не анархии. Однако сам успех этого ответа на первый вызов поставил победителей перед вторым. Ибо победа, которая гарантировала мирное занятие земледелием в низменностях, дала импульс росту населения, и этот импульс едва не привел в тупик, когда население достигло максимальной плотности, которую бы могло обеспечить земледелие на эллинской родине. Таким образом, сам успех ответа на первый вызов поставил зарождающееся эллинское общество перед вторым, и на этот мальтузианский вызов^[422], был дан столь же успешный ответ, как и на вызов хаоса.

Эллинский ответ на вызов перенаселения принял форму ряда альтернативных экспериментов. Самое легкое и наиболее очевидное средство было усвоено сразу и применялось до тех пор, пока не начало приводить к уменьшению отдачи. Затем вместо первого было усвоено и применено более трудное и менее очевидное средство, которое на этот раз привело к решению проблемы.

Первым методом явилось использование технических приемов и институтов, которые эллинские жители низменностей создали у себя на родине в процессе навязывания своей воли соседям, жившим на возвышенностях, чтобы завоевать [впоследствии] новые владения для эллинизма за морем. Обладая таким мощным военным инструментом, как фаланга гоплитов, и таким мощным политическим инструментом, как город-государство, толпы эллинских первопроходцев основали Великую Грецию в южной части Италии за счет варваров-италийцев и хонов, новый Пелопоннес в Сицилии за счет варваров-сикелов, новый эллинский Пентаполь в Киренаике за счет варваров-ливийцев и Халкидику на северном побережье Эгейского моря за счет варваров-фракийцев. Однако сам успех ответа еще раз навлек на победителей новый вызов. Ибо то, что они совершили, само явилось вызовом средиземноморским народам; и в конечном счете неэллинские народы получили стимул для того, чтобы завести экспансию Эллады в тупик: частично благодаря сопротивлению эллинской агрессии при помощи заимствованных у эллинов же искусств и оружия, а частично благодаря взаимодействию своих собственных сил в большем масштабе, чем могли достичь сами эллины. Таким образом, эллинская экспансия, начавшаяся в VIII в. до н. э., зашла в тупик в ходе VI в. Однако перед эллинским обществом все еще стоял вызов перенаселенности.

В этом новом кризисе эллинской истории необходимое открытие сделали Афины, ставшие «школой Эллады» благодаря изучению и обучению тому, как преобразовать экспансию эллинского общества из экстенсивного процесса в интенсивный — значительное преобразование, о котором нам придется еще сказать позднее в данной главе. Этот афинский ответ уже был описан выше (см. с. 41), и в его описании здесь нет нужды.

Этот ритм роста ухватил Уолт Уитмен^[423], когда писал: «В природе вещей предусмотрено, что из всякого успешного осуществления, не важно чего, выйдет нечто, что сделает необходимой еще большую борьбу», и в более пессимистическом тоне — его викторианский современник Уильям Моррис^[424], когда писал: «Я размышлял о том… как люди сражаются и проигрывают сражение, о том, что, несмотря на их поражение, то, за что они сражались, наступает, а когда оно наступает, то оказывается совсем не тем, что они имели в виду, и другим людям приходится сражаться за то, что они подразумевали под другим именем».

Цивилизации, казалось бы, растут благодаря elan (порыву), который влечет их от вызова через ответ к дальнейшему вызову, и этот рост имеет как внешний, так и внутренний аспекты. В макрокосме рост обнаруживает себя как прогрессивное овладение внешним окружением; в микрокосме — как прогрессивное самоопределение, или самовыражение. В обоих проявлениях мы имеем вероятный критерий прогресса самого elan (порыва). Давайте исследуем по очереди каждое из проявлений с этой точки зрения.

Рассмотрев сначала прогрессивное завоевание внешнего окружения, мы обнаружим, что удобно будет подразделить внешнее окружение на человеческое, состоящее для любого общества из других человеческих обществ, с которыми оно находится в контакте, и на природное, устанавливаемое нечеловеческой природой. Прогрессивное завоевание человеческого окружения обычно будет выражаться в форме географического расширения данного общества, тогда как прогрессивное завоевание нечеловеческого окружения — в форме технических усовершенствований. Давайте начнем с первого, а именно с географической экспансии, и посмотрим, насколько она заслуживает того, чтобы ее рассматривать в качестве адекватного критерия настоящего роста цивилизации.

Наши читатели вряд ли поспорят с нами, если мы сразу же, не заботясь о привлечении обширных неоспоримых фактов, скажем, что географическая экспансия, или «закрашивание карты в красный цвет», не является критерием какого бы то ни было реального роста цивилизации. Иногда мы обнаруживаем, что период географической экспансии совпадает по времени с качественным прогрессом и является его частичным проявлением (как в случае с ранней эллинской экспансией, уже упоминавшемся в другой связи). Чаще географическая экспансия сопутствует настоящему упадку и совпадает со «смутным временем» или универсальным государством, которые являются стадиями упадка и распада. Причину долго искать не приходится. «Смутное время» порождает милитаризм, который является искаженным направлением человеческого духа по каналам взаимного уничтожения, и наиболее успешный милитарист становится, как правило, основателем универсального государства. Географическая экспансия — побочный продукт этого милитаризма, появляющийся в промежутках, когда могущественные герои прекращают нападения на своих противников внутри собственного общества, чтобы совершать набеги на соседние общества.