Читать книгу - "Борис Годунов. Трагедия о добром царе - Вячеслав Козляков"

Тем не менее с этой первой задачей царь Борис Федорович справился. Недюжинную энергию проявил его приближенный, новгород-северский воевода Петр Федорович Басманов, немедленно ставший годуновским фаворитом (спустя какое-то время его личный фавор повторится у Лжедмитрия!)^[706]. Басманов несколько недель сдерживал войско самозваного «царевича» под Новгородом-Северским, обеспечив возможность сбора главных сил. Первое крупное сражение армии Бориса Годунова с наемным войском самозванца произошло у этого города 21 декабря 1604 года. Московские воеводы донесли о победе, чем чрезвычайно обрадовали царя Бориса Федоровича. Он хорошо умел организовывать триумфы. Так случилось и на этот раз, к войску был послан с милостивым словом и для раздачи наградных золотых царский чашник Никита Дмитриевич Вельяминов. Вскоре, правда, выяснилось, что победа над самозванцем не была такой безоговорочной, а главный воевода князь Федор Иванович Мстиславский получил серьезные ранения в бою («по голове ранили во многих местех»). За это царь Борис выговорил второму воеводе и своему свояку боярину князю Дмитрию Ивановичу Шуйскому: «И вы то делаете не гораздо, и вам бы к нам о том отписать вскоре подлинно». Потом использовавший любую возможность для умаления деяний Бориса Годунова автор «Нового летописца» даже запишет, что «под Новым же городком бысть бой, и гневом Божиим руских людей побили»^[707].

Решающим стал бой «на Севере, в селе Добрыничах под острожком под Чемлижом», пришедшийся, по сообщению разрядных книг, на 20 января 1605 года^[708]. Участник той битвы капитан Жак Маржерет описал бегство польских и русских сторонников самозванца: «Пять или шесть тысяч всадников преследовали их более семи или восьми верст. Дмитрий потерял почти всю свою пехоту, пятнадцать знамен и штандартов, тридцать пушек и пять или шесть тысяч человек убитыми, не считая пленных, из которых все, оказавшиеся русскими, были повешены среди армии, другие со знаменами и штандартами, трубами и барабанами были с триумфом уведены в город Москву»^[709]. Во время этого сражения самозванец едва не был захвачен в плен, он вынужден был бежать сначала к Рыльску, а потом к Путивлю, где удержался с остатками своих сторонников на несколько месяцев.

В начале февраля 1605 года, до начала Великого поста (11 февраля), для царя Бориса Федоровича наступила небольшая передышка в войне с самозванцем. Он продолжал действовать так, как привык. «Сеунщика» Михаила Борисовича Шеина, приехавшего с победной вестью («сеунчом») в Троице-Сергиев монастырь, царь наградил чином окольничего. По словам «Нового летописца», царь «слышав же такую на врагов победу, рад бысть и нача пети молебная»^[710]. 8 февраля 1605 года были устроены отдельные торжества по поводу победы над самозванцем. Народу показали его пленных сторонников. Не забыли пригласить и членов английского посольства, которые оставили следующее известие: «Мы видели, как три тысячи несчастных пленных, семнадцать неприятельских знамен и одиннадцать барабанов были доставлены в Москву с торжественностью, превосходившею, однако ж, значение празднуемой победы». Особые почести были оказаны герою новгород-северской обороны воеводе Петру Басманову. Рассказывали о том, что однажды, принимая его во дворце, царь в уважение к его ранам спустился с трона и помог ему подняться (чего никогда прежде не делали русские цари), после того как Басманов коленопреклоненно бил челом об отпуске его в новый поход^[711]. В описании английского посольства содержится свидетельство о том, что царь Борис Годунов сам намеревался двинуться во главе войска против самозванца. Если так, то это многое бы объяснило в последовавших событиях. Определенно можно сказать только, что царские воеводы чего-то выжидали и медлили.

Вместо того чтобы нанести решающий удар по Лжедмитрию, воеводы отошли от Рыльска и учинили погром мятежной Комарицкой волости. Историческая вина в организации этой карательной операции лежит на Борисе Годунове, однако сам он требовал от воевод совсем другого: не с мужиками воевать, а ловить ненавистного «Гришку». Царь Борис Годунов «роскручинился» и прислал к войску окольничего Петра Никитича Шереметева и думного дьяка Афанасия Власьева, которые должны были спросить у бояр и воевод, «для чево отошли от Рыльска». Впрочем, это был не вопрос, а царская угроза, так как Борис выговаривал воеводам: «…что зделася вашим нерадением, столко рати побили, а тово Гришки не умели поймать». По словам автора «Нового летописца», услышав такие речи, «боляре же о том и вся рать оскорбишася. В рати же стало мнение и ужас от царя Бориса. С тое ж поры многия начаша думати, как бы царя Бориса избыти, а тому окаянному служити Гришке»^[712].

Судьба династии Годуновых, как писал С. Ф. Платонов, решилась «под обгорелыми стенами» украинного города Кромы^[713] (вероятно, тогда русский язык и обогатился присловьем, с которым часто вспоминают об этом городе: «Орел да Кромы первые воры»). Целое войско несколько месяцев безрезультатно простояло под маленькой крепостицей, обороной которой руководил донской казак Андрей Корела. Следствием этого стояния станут измена и недовольство царем Борисом Годуновым, истощавшим войско в зимнем походе и заставлявшим его страдать из-за болезней, голода и бескормицы. В конечном же итоге войско под Кромами окончательно перейдет на сторону самозваного «царевича». Не смог Борис Годунов опереться ни на князя Василия Васильевича Голицына, поставленного одним из воевод, ни на романовского сторонника воеводу Федора Ивановича Шереметева, бесполезно стрелявшего по Кромам из привезенной с огромным трудом большой пушки — именной пищали «Лев Слобоцкой». Тактика царских воевод состояла в том, чтобы «творить тесноту» тем, кто оборонял Кромы. Но воевать против своих с таким же ожесточением, как против иноземных врагов, тогда еще не научились.

Трагедия Бориса Годунова разрешилась 13 апреля 1605 года, «в субботу на память святаго священномученика Ортемона прозвитера и святых мученик Максима, канун жен Мироносиц»^[714], когда царя постиг удар. Мимо этого события не прошел ни один из современных книжников. Автор «Бельского летописца» написал, что все случилось «в 10-й час дни»^[715]. Интересовались обстоятельствами смерти царя и иностранцы, которые могли получать информацию от царских докторов. Стоит доверять известию Жака Маржерета, что царь «умер от апоплексии»^[716]. В «Новом летописце» о смерти Бориса Годунова сказано так: «После бо Святыя недели, канун Жены мироносицы царю Борису вставши из-за стола после кушанья, и внезапу прииде на нево болезнь люта, и едва успе поновитись и постричи. В два часа в той же болезни и скончася»^[717].