Читать книгу - "Митридат - Виктор Поротников"

Роксану вдруг обуяли материнские инстинкты. Она и до этого много времени уделяла Апаме, дочери ее любимой сестры Статиры, гораздо больше, чем родному сыну. Но с появлением Евпатры жизнь царицы словно озарилась радостным светом. С каждым прожитым месяцем крошечное несмышленое существо все больше обретало внешнее сходство с матерью. И если в Аркафии это сходство огорчало Роксану уродливостью черт, то в Евпатре природа смягчила линии и формы. Глядя на дочь, Роксана радовалась тому, что и у нее могут рождаться красивые дети.

Вскоре после ухода войска Роксана раздала все свои долги. Она сполна расплатилась и с Зариатром из тех денег, что оставил ей Митридат, сказав гаушаке, что пока она в его услугах не нуждается.

Зариатр понимающе кивнул, уловив ударение на слове «пока».

Однажды Роксана показала Апаме свою дочь, лежащую в колыбели.

— Ее зовут Евпатра, — сказала Роксана. — Когда она подрастет, ты сможешь играть с ней, как играешь с Орсабарис. Десятилетняя Апама вскинула на Роксану светло-карие глаза, как и у Статиры, чуть-чуть удлиненные к вискам, и слегка нахмурила черные красиво изогнутые брови.

— Я больше не играю с Орсабарис, — поведала Апама недовольным голосом, — потому что она кусается и царапается. А еще Орсабарис оторвала голову у моей любимой куклы.

Роксана сочувственно погладила Апаму по темным волосам. Она знала, как дика и задириста Орсабарис, чьей матерью была скифинка. Хотя Орсабарис была на год младше Апамы, последней от нее частенько доставалось. В отличие от Апамы Орсабарис больше тянулась к Нисе, чувствуя скрытую неприязнь к себе со стороны Роксаны, она даже называла Нису мамой.

Ниса была единственная, кого нелюдимая Орсабарис беспрекословно слушалась, кто мог убедить ее в чем угодно. Роксана никак не могла понять, каким образом Ниса, которую она всегда считала глупышкой, сумела завоевать такую привязанность Орсабарис.

В душе Роксана была недовольна решением Митридата сделать своим наследником сына Антиохи. Мальчику уже исполнилось семь лет, и по воле отца его передали воспитателям, которых подобрал сам Митридат. Царь решил дать сыну эллинское образование, несмотря на недовольство Тирибаза, полагавшего, что эллины и без того заполонили их страну своими обычаями и языком.

— И так уже почти вся Азия одевается, сражается, молится и строит дома на греческий лад! — ворчал он.

«Если Митридат исходит из того, что сын Антиохи носит тронное имя, значит, стоит мне родить сына и назвать его Митридатом, и у него будет столько же прав на трон, как и у сына Антиохи», — рассуждала Роксана в душе. Царица напрямик спросила об этом супруга, когда он вернулся из Колхиды.

Митридат, обрадованный тем, что ему удалось взять сильнейшую крепость Сарапаны, не стал разубеждать жену, которая была так ласкова с ним, превращая их ночи в фейерверк блаженства.

Роксане того и надо было.

Очень скоро царица вновь забеременела.

Родился мальчик, но такой слабый, что умер, прожив всего несколько дней. От горя и отчаяния Роксана заболела.

Митридат в это время воевал в Колхиде.

* * *

Дальнейшие события совершенно изменили жизнь Роксаны, внеся в нее разлад и беспокойство.

Неожиданно из Вифинии приехала вместе с четырехлетней дочерью Лаодика. По ее словам, царь Никомед взял себе новую жену.

Митридат с радостью принял сестру и даже поселил ее в лучших покоях дворца рядом с Роксаной.

С самых первых дней Лаодика повела себя как полновластная хозяйка. Роксана, до конца еще не оправившаяся после болезни, редко выходила из своей спальни, поэтому евнухи и служанки скоро привыкли к новой госпоже, еще более строгой, зато необычайно красивой. Роксана не могла скрыть своей ненависти к старшей сестре и тем самым отталкивала от себя Митридата, который обрел в Лаодике умную советчицу и рьяную сторонницу его захватнических устремлений.

Теперь Митридат предпочитал вести долгие беседы по вечерам не с Роксаной, которую описание походов и сражений попросту усыпляло, но с Лаодикой, способной почувствовать сладость побед и жажду новых военных подвигов. К удивлению Митридата Лаодика прекрасно разбиралась в осадных машинах. Она с легкостью могла отличить баллисту от катапульты, знала устройство «скорпиона» и принцип действия осадной башни. Она могла умно рассуждать о вооружении войск, о построении на поле боя конницы и пехоты, об устройстве засад и укрепленных лагерей.

Но самое главное — Лаодика была изумительной любовницей, страстной и неутомимой. Ее нагое тело восхищало своей совершенной красотой. Причем Лаодика умела красиво подать себя, словно она была не царицей все эти годы, а знаменитой гетерой. В ней было столько очаровательного кокетства, когда она, дразня Митридата, лишь на миг обнажала какую-нибудь часть своего тела за трапезой или на прогулке либо игриво подмигивала ему на военном совете, куда имела доступ, поскольку пользовалась заслуженным уважением военачальников. И ее мнение было важно Митридату.

Черты лица Лаодики, ее волосы, фигура и даже походка со сладостной болью напоминали Митридату только одну женщину — его мать. И это сходство, как когда-то, вскружило голову Митридату, наполнило его сердце вожделением к старшей сестре.

Митридат обожал и Клеопатру. Уже сейчас все были уверены, что в будущем из нее вырастет красавица.

Однажды в Синопу пожаловали послы парфянского царя.

Митридат, желая сделать приятное Лаодике, принимал послов вместе с ней.

Сидя на троне царицы, Лаодика блистала красотой. Ее прическа была увита нитями жемчуга, драгоценные камни переливались в ожерельях на груди, золотые браслеты отсвечивали в пламени светильников на обнаженных руках, округлых, как ручки мраморных ваз. Длинное облегающее платье белого цвета подчеркивало соблазнительные формы этой тридцатишестилетней женщины. Послы были очарованы Лаодикой, а после краткой беседы были восхищены ее умом и умением снимать возникающее напряжение удачной шуткой. Уже перед уходом старший посол сказал Митридату:

— Парфяне, как и персы, почитают солнце и огонь, но у тебя, о царь, есть солнце во плоти, способное, я уверен, зажечь самый сильный пламень в твоем сердце. Красота твоей супруги, царь, достойна поклонения, ибо, мне кажется, в столь неотразимой внешности есть что-то божественное!

Роксана посчитала прямым оскорблением для себя поступок Митридата.

— Кто из нас царица — Лаодика или я? — подступила она к Митридату. — Или ты решил время от времени менять нас на троне? Я знаю, что ты спишь с Лаодикой. Так и быть, ложе я ей уступаю, но трон я не уступлю ей никогда!

Разгневанная Роксана называла Митридата развращенным сластолюбцем, не знающим меры в постельных утехах.

— Ты совратил мать и всех своих сестер! Я не удивлюсь, что со временем ты доберешься и до родных дочерей! Ты называешь это сохранением чистоты царской крови, но истинное название этому — разврат! Ты думаешь, я не знаю, что Лаодика родила Клеопатру от тебя? Известно мне и о Мониме, которая шлет тебе страстные письма из Стратоникеи…