Читать книгу - "Хозяин морей. Командир и штурман - Патрик О'Брайан"

— Пожалуй, нужно вымыть инструмент, — предложил Флори.

— Достаточно будет протереть его, — отозвался Стивен, используя для этого угол простыни. — Кстати, а что послужило причиной смерти? — спросил он, опустив ткань.

— Хороший вопрос, — сказал мистер Флори. Отрезав первый ломтик, он скормил его грифу белоголовому, привязанному за ногу в углу комнаты. — Хороший вопрос, но я склонен полагать, что, прежде чем утонуть, она была жестоко избита. Ах эти милые слабости, эти безрассудства… Да, относительно продвижения по службе вашего друга… — Мистер Флори помолчал, разглядывая длинный прямой обоюдоострый скальпель. — Если снабдить человека рогами, он может вас забодать, — заметил он вскользь, но исподлобья наблюдал за тем, какое впечатление произвели его слова.

— Совершенно верно, — согласился Стивен, швырнув стервятнику кусок хряща. — Как правило, fenum habent in cornu[55]. Но наверняка, — продолжал он, улыбаясь мистеру Флори, — вы не имеете в виду рогоносцев как таковых? Не хотите быть более конкретным? Или же вы имеете в виду молодую особу под простыней? Я знаю, что вы говорите чистосердечно, и я вас уверяю, что никакая откровенность не может обидеть.

— Ну что ж, — отвечал мистер Флори. — Дело в том, что ваш друг — я бы сказал, наш друг, поскольку по-настоящему уважаю его и считаю, что его подвиг делает честь нашей службе, всем нам, — наш друг ведет себя очень неблагоразумно. То же можно сказать и о даме. Надеюсь, вы следите за моей мыслью?

— Ну разумеется.

— Муж этим возмущен, а он в таком положении, что может поддаться своему возмущению, если наш друг не будет очень осторожен — в высшей степени осмотрителен. Супруг не станет требовать сатисфакции — это вовсе не его стиль, — жалкий тип. Но он может поймать его в ловушку, заставив совершить акт неповиновения, и таким образом довести дело до трибунала. Наш друг известен своим сумасбродством, решительностью и удачливостью, а не строгим соблюдением субординации. Между тем некоторые старшие офицеры очень завидуют ему и весьма недовольны его успехом. Более того, он тори, во всяком случае, его семья принадлежит к тори, в то время как супруг и нынешний первый лорд Адмиралтейства — отъявленные виги, мерзкие, крикливые псы вигов. Вы меня слушаете, доктор Мэтьюрин?

— Разумеется, сэр, и я весьма вам обязан за ту откровенность, с какой вы мне все это рассказываете. Она подтверждает то, о чем я думал сам, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы он осознал шаткость своего положения. Хотя, признаюсь, — добавил он со вздохом, — бывают моменты, когда мне кажется, что в данном случае ничто, кроме радикальных мер — удаления membrum virile[56], — помочь не сможет.

— Порой член справедливее называть корнем — корнем зла, — заметил мистер Флори.

* * *

Писарь Дэвид Ричардс тоже обедал, но он трапезовал в кругу семьи.

— Как всем известно, — вещал он слушавшим его с почтением родственникам, — должность писаря на военном корабле самая опасная: он все время находится на шканцах с грифельной доской и часами рядом с капитаном, чтобы регистрировать происходящие события. И огонь всех мушкетов и множества больших орудий сосредоточен на нем. Однако он должен оставаться на месте, помогая капитану своим хладнокровием и советами.

— О, Дэви! — воскликнула тетушка. — Неужели он спрашивал у тебя совета?

— Спрашивал ли он у меня совета, мадам? Ха-ха, а вы как думали, черт побери?

— Не чертыхайся, дорогой, — привычно остановила его тетушка. — Это некрасиво.

— «Послушайте, бакалавр мистер Ричардс, — говорит он мне, когда нам на голову, словно снег с елки, падают обломки грот-стеньги, пробивая защитную сетку, — я не знаю, что делать. Я в растерянности, как мне быть?» «Есть только один выход, сэр, — говорю я ему. — Атакуйте неприятеля. Высаживайтесь на носу и на корме, и, клянусь всеми святыми, через пять минут фрегат будет наш». Ну так вот, мадам и кузины, я не люблю хвастать и признаюсь, что нам потребовалось на все про все целых десять минут, но дело стоило этого, поскольку мы захватили красивый, обшитый медью, с новенькими парусами фрегат-шебеку, каких я в жизни не видывал. И когда я вернулся на корму, заколов кортиком писаря испанского капитана, капитан Обри пожал мне руку и со слезами на глазах сказал: «Ричардс, все мы должны быть очень благодарны вам». Вот что он сказал. А я ему в ответ: «Сэр, вы очень добры, но я не сделал ничего такого, что не было бы по плечу любому исправному капитанскому писарю». «Что ж, — отвечал он, — тогда отлично». — Отхлебнув портвейна, Ричардс продолжал: — Я хотел было сказать ему: «Послушайте, Кудряш, — так его зовут на корабле, как меня — Отчаянным Дэви или Громоподобным Ричардсом, — назначьте меня мичманом на „Какафуэго“, когда правительство выкупит его, и мы будем квиты». Возможно, я скажу это ему завтра, потому что чувствую в себе талант командира. Каждому из нас полагается двенадцать фунтов десять шиллингов — по тринадцать фунтов с тонны, как вы считаете, сэр? — обратился он к дяде. — Мы же не очень попортили ему корпус.

— Да, — помедлив, отвечал мистер Уильямс. — Если бы правительство приобрело фрегат, то его цена и цена припасов окупили бы эту сумму. Капитан О. получил бы пять тысяч фунтов чистоганом помимо наградных, а твоя доля составила бы — сейчас подсчитаем — двести шестьдесят три фунта четырнадцать шиллингов и два пенса. Если только его купит правительство.

— А почему вы прибавляете слово «если», дядюшка?

— Да потому, что известная особа производит закупки для Адмиралтейства; известная особа имеет даму, которая не отличается излишней робостью, и известная особа может устроить страшный скандал. О, Кудряш, Кудряш, и почему же ты такой Кудряш? — вопрошал мистер Уильям к несказанному изумлению своих племянниц. — Если бы он занимался делом, а не строил из себя племенного жеребца, то он…

— Это она привязала его к своей юбке! — воскликнула миссис Уильямс, которая ни разу не позволила супругу высказаться до конца после того, как в 1782 году в церкви Святой Троицы в Плимут Доке он произнес: «Я согласен».

— Распутница этакая! — вскричала ее незамужняя сестра, и глаза племянниц, расширившиеся еще больше, обратились в ее сторону.

— Потаскуха! — воскликнула миссис Томас. — Кузен моей Пакиты правил фаэтоном, в котором она ехала на набережную, и вы ни за что не поверите…

— Ее надо было бы привязать к телеге и провезти по городу, лупя при этом кнутом. Дали бы мне кнут…

— Полно тебе, дорогая…

— Что, мистер У., тоже на клубничку потянуло? — воскликнула его жена. — И думать забудь! Блудливая кошка, негодница.

* * *

За последние месяцы репутация легкомысленной капитанши значительно пострадала, ее грехи старательно раздували, и жена губернатора приняла ее не слишком тепло. Однако внешность Молли Харт изменилась почти до неузнаваемости — она и раньше была интересной женщиной, теперь же стала настоящей красавицей. На концерт она приехала вместе с леди Уоррен. Перед губернаторским домом собрался целый отряд военных и моряков, чтобы встретить их карету. Теперь они толпились вокруг нее, соперничая друг с другом, как глухари на токовище, меж тем как их жены, сестры и даже возлюбленные молча сидели в стороне, как серые мыши, и, поджав губы, смотрели на алое платье, почти скрытое окружившими его мундирами.