Читать книгу - "Охота на Церковь - Наталья Валерьевна Иртенина"

– Верующие мы, а как же, – в унисон закивали те.

Икон на стенах не было, только цветная литография в рамке. На ней седой старик кормил из рук косолапого зверя.

– Чудной старикан, – усмехнулся Борька. – Его же медведь сейчас самого съест. Или это цирковой дрессировщик на пенсии? – Он принялся учить старух, но не грамоте, а основополагающей советской идее: – Бога, бабушки, не существует. Нету его и никогда не было. Наука это давно доказала. Если бы вы были грамотные, тоже знали бы про это. Религия – пережиток эпохи угнетения человека человеком. В Советском Союзе угнетение отменено, поэтому и Бог не нужен, потому что нет класса эксплуататоров.

Заборовский не утерпел, сам налил чаю себе и приятелю. Мальчишки захрумкали сушками, а Борька обильно черпал ложкой варенье. На его сентенции старухи взволнованно восклицали:

– И Богородицы нет?

– Нет!

– И святых апостолов нету?

– Нету. А кто это?

– Ученики Христа, – тихо проговорил Миша, пихнув Борьку в бок.

– Не было никакого Христа! – несло Заборовского. – Это вымышленный персонаж.

– И Пилата не было? – изумлялись старухи.

– А кто это?

– Который Христа судил, – конфузливо пробубнил Михаил, отложив недогрызенную сушку.

– И святых угодников нет, Николушки, Серафимушки? – тужили бабки.

– Да что вы, бабушки, такие непонятливые. Говорят же вам – никого нет! Это все люди понавыдумывали.

– А земелька-то есть? – спросила та из старух, что повыше.

– Есть, – моргнул непонимающе Борька.

– И дождики ее поливают?

– Поливают.

– И хлебушек родится? И всякий иной плод для прокормления?

– Ну.

– И люди детишек рожают?

– Это вы куда, бабушка, гнете? – нахмурился Борька.

– Рожают, – за него ответил Аристархов.

– Ну слава Тебе, Боже! – сказала старуха. – Пока еще не отменила советская власть милости Божьи. А как совсем отменит, тогда война по всей земле пойдет, мира не станет.

– Да что вы, бабушки, – возмутился Заборовский. – Я вам про Фому, а вы мне про Ерему!

– Фома, соколик, в Христа веровал, а про Ерему мы не знаем, кто таков.

– А кто Фома? – сбился с толку Борька.

– Апостол, – вполголоса подсказал смущенный всем разговором Мишка.

– Товарищ-то твой пообразованнее, – заулыбались старухи. – Молчун только.

– Да нет, мы в одном классе учимся, – недовольно сказал Заборовский. – У него отец попом был.

Миша тотчас наступил ему на ногу.

– Погиб батюшка-то? – стали жалеть сироту церковницы. – Или сам преставился?

Борька не дал приятелю ответить.

– Так что мы, бабушки, Бога вашего не боимся. Он нам ничего сделать не может. Нету его потому что. Так, Мишка?

– Так, – глядя в сторону, выдавил Аристархов. – Ну ладно, хватит болтать, идем, – потянул он из-за стола Заборовского.

Тут за спинами у них раздался другой голос:

– А что это за глупыши-агитаторы у нас в гостях?

Третья квартирантка в доме, неслышно вошедшая с улицы, одетая в пальто и все тот же темный платок, оказалась женщиной помоложе, с суровыми чертами лица.

– Мы не глупыши! – вскинулся Борька, подскочив со стула. – Мы от комсомольской ячейки школы! Грамоте обучаем, темноту просвещаем.

– Ясно, – усмехнулась женщина. Она прошла в комнату и сбросила на диван пальто. – А на какого это Комсу вы молитесь, комсомольцы?

Борька был в замешательстве.

– Не там темноту ищете. Наталья, ты им про свои университетские курсы рассказала? А ты, Катерина, поведала пылким юношам, как помогала мужу с опытами в лаборатории, пока он от голода в Гражданскую войну не погиб, а потом учила в школе таких же оболтусов?

– Ну что ты, Еленушка, ребята славные, – заступились за них старушки. – Им начальство велело, они не по своей воле.

– Глупые телята из племени Сталина, – продолжала та усмехаться. Она окинула взглядом Мишу. – А ты, кажется, сынок отца Алексея Аристархова?

– Нет. – Парень отвел глаза. – Вы ошиблись.

Вдруг проснулись настенные часы. Вслед за медным ударом с шорохом выдвинулась кукушка и повестила три часа дня. Гости пятились к выходу. Одна из старух бросилась провожать, насовала им в карманы сушек.

– Еще приходите, соколики, варенья в этом году много наварили, и от прошлого года осталось. А на Еленушку не сердитесь, она у нас строгая. Раньше, когда красные с белыми воевали, она в ЧК работала…

На улице они едва опомнились, когда скорым ходом проделали шагов двести или триста.

– Слышал? Чекистка! – Заборовский был огорошен.

– Это монахини, – возразил Аристархов.

– Какие еще монахини? – опешил Борька.

– Дивеевские, наверное. Тот старичок на картинке – Серафим Саровский, святой покровитель дивеевских.

– Ну все, крышка нам! – волновался Заборовский. – Эта чекистка нас заложит, что мы не грамоте старух учили, а чаи с монашками распивали.

– Так она тоже монашка.

– Ну и что! Чекисты бывшими не бывают. Ох и влипли мы, Мишка! – Борька решительно выбросил в глубокую лужу церковные сушки.

– Ничего не влипли. – Аристархов, напротив, успокоился и взялся грызть угощение. – Пиши в отчет: учиться грамоте отказались под предлогом слабоумия.

Пока Борька переживал, он задумался:

– Интересно, как она из чекисток монашкой сделалась?

– Да как! Заслали ее разлагать церковниц, а она сама от них разложилась. Подальше от этих старух и попов держаться надо, вот что! Ты, Мишка, правильно сделал, что ушел от своих…

Дождь все накрапывал и усиливался. Успевшие обсохнуть в доме у монахинь, ликбезовцы подошли к следующему адресу из списка совсем мокрые, как вылизанные кошкой котята.

15

Накануне праздника 7 ноября, двадцатилетия Октябрьской революции и советской власти, Морозов уехал на попутной подводе в село к братьям. Ночевал у них же и все утро провалялся с литературным журналом, несмотря на строгий наказ начальства явиться к десяти часам на демонстрацию. Читал седьмую часть «Тихого Дона». Подлавливал себя на мысли: как-то знаменитый писатель выведет в конце торжество советской справедливости и наступившей счастливой жизни? Будет едва ли честно, да по-другому теперь и нельзя, придется яркому таланту вертеться ужом на сковородке, подлаживаясь под передовицы «Правды».

Обедали втроем. К вареной картохе и квашеной капусте братья выставили полчетверть самогона. Гришка и Демка закладывали уже по-взрослому, всерьез: иными радостями жизнь не баловала. Старший Морозов назидать не пытался. Не было у него опыта таежной ссылки, где голод и труд изнуряли до смерти, а значит, и научить младших братьев он ничему не мог. Гришке по весне быть призванным в Красную армию – там отучат.

На сельском митинге в честь Октября братьям доверили держать портреты вождей. Теперь портреты стояли в избе, палками-рукоятями кверху. Вернуть их в сельсовет не смогли, все было закрыто: новый председатель сразу после митинга умчался в город, а секретарь Тараскин ушел пьянствовать. Гришка заметил оплошность и, вставши из-за стола, перевернул портреты.

– Нехорошо. Мало ли кто зайдет, увидит… Что-то товарищ Молотов запачкался. – Он обмахнул