Читать книгу - "Молодая Екатерина - Ольга Игоревна Елисеева"

По другим сведениям, рандеву состоялось в доме фаворита⁵⁸², что косвенно указывало на его заинтересованность. Свергнутый Елизаветой с престола годовалый император к этому времени превратился уже в 17-летнего юношу. Сведения о физическом и умственном развитии узника разнятся. Охранявшие его капитан Власьев и поручик Чекин писали, что он был «косноязычен до такой степени, что даже те, кто непрестанно видел и слышал его, с трудом могли его понять. Для произношения хотя бы отчасти вразумительных слов он был вынужден поддерживать рукою подбородок… Он не имел ни малейшей памяти, никакого ни о чем понятия, ни о радости, ни о горести, ни особенной к чему-либо склонности»⁵⁸³. Временами, по уверениям караульных, арестант бывал буен, кричал на них и пытался драться. Но до этого его доводили сами служивые, от скуки дразнившие узника.

Поставленный начальником над охраной поручик Преображенского полка Михаил Овцын доносил в июне 1759 г.: «Истинно возможности нет, и я не могу понять: в истину ль он в уме помешен или притворяется»⁵⁸⁴. Есть сведения, что Иван тайком научился читать, знал Священное Писание, имел кое-какие книжки духовного содержания. Александр Шувалов распорядился изъять у заключенного «всяких материалов для письма, в том числе извести от стен». Позднее начальник Тайной канцелярии присовокупил к этому требование сажать арестанта на цепь, бить его плетью или палкой, если он «будет чинить какие непорядки» или «говорить непристойности»⁵⁸⁵.

Елизавета Петровна внимательно следила за положением узника. В преддверии войны он совсем неслучайно был переведен из Холмогор в крепость, что означало более суровое заключение и более строгий надзор. Иван жил в узкой тесной камере, по которой беспрестанно ходил. Первые годы он не видел дневного света – вечно закрытые окна и зажженные свечи привели к тому, что арестант потерял представление о времени. Охранники вели себя развязно, отнимали у несчастного теплые вещи. Александр Шувалов лично докладывал императрицы состояние дел, и – о, чудо! – у ленивой, медлительной монархини всегда находилось время выслушать «великого инквизитора».

Когда новый император Петр III посетил арестанта в 1762 г., выяснилось, что тот знает о своем происхождении. «Я здешней империи принц и ваш государь!» – говорил он караульным. Это и раньше доносил Овцын: Иван-де заявлял, будто «он человек великий». На вопрос молодого монарха, что узник стал бы делать, окажись на свободе, тот, согласно немного разнящимся в деталях донесениям иностранных дипломатов, ответил, что «от своих прав не отказался бы» и «надеется снова попасть на трон». Иван жаловался на дурное обращение с ним и его семьей Елизаветы Петровны и угрожал, как только покинет темницу, отрубить ей голову. Ему не сказали о смерти императрицы. Что касается великокняжеской четы, то их узник желал выгнать из государства или тоже казнить.

Неудивительно, что Петр III разгневался. А вот какова была реакция Елизаветы, мы не знаем. Ей, виновнице несчастья Ивана Антоновича, видеть его, говорить с ним было особенно тяжко. Впрочем, царица могла и не показываться узнику лично – скрыться за ширмой и подсмотреть.

Что это было? Реакция на пропрусскую позицию племянника? Наказание Екатерины за политические интриги с англичанами и канцлером? Демонстрация своего нерасположения к официальным наследникам? Или желание держать Ивана под рукой, чтобы в любой момент отрубить ему голову? Вряд ли императрица решилась бы изменить порядок передачи короны. Однако даже слух о том, что августейшая тетушка встречалась с узником, мог напугать великокняжескую чету. Елизавета показывала: она в любой момент может лишить племянника титула цесаревича.