Читать книгу - "Мессианское наследие - Майкл Бейджент"

Затем последовала пауза на Рождественские праздники и установилось перемирие — если не на всей Земле, то хоть бы между враждующими партиями в Париже. Враждебные выпады возобновились лишь после Нового года. На первой неделе февраля мы получили от Плантара новый пакет с документами, который, как и первый, должен был держать нас в курсе событий.

Наиболее важным в новой пачке материалов был двухстраничный текст, датированный 17 января 1984 г. Вверху на первой странице стоял официальный гриф Приората Сиона, который мы видели впервые. Его сопровождала монограмма из букв R + С, предположительно означающая Розовый Крест. На резиновой официальной печати красовалась та же монограмма «RC», окруженная двумя концентрическими окружностями, между которыми помещалась надпись «Приоры Сиона — генеральный секретариат». Под печатью стояла подпись Плантара. В левом верхнем углу стояло нечто вроде порядкового номера: 3/3/6/84. Документ был озаглавлен: «Mise en Garde» («Предупреждение») и был адресован, с типично масонскими сокращениями, «CONFIDENTIELLE, nos F…» — то есть «Конфиденциально, нашим братьям». Мы только удивлялись: почему он был прислан таким посторонним, как мы? С какой стати кто-то вздумал держать нас в курсе споров между Плантаром и Шомейлем?

Текст «Предупреждения» весьма беспардонно контрастировал с официальными титулами, приведенными в верхней части страницы. Он опять представлял собой целый поток инвектив и обвинений, объектом которых был все тот же Жан-Люк Шомейль. Именно его по непонятной причине стремились выделить из всех приоров Сиона и сделать этаким воплощением зла, мишенью для всевозможных обвинений и оскорблений. «Предупреждение» начиналось так:

«Мы вынуждены прислать вам это «Предупреждение» против некоего… лица по имени Жан-Люк Шомейль, который родился 20 октября 1944 г. в Лилле и против которого уже выдвигалось обвинение в клевете, рассматривавшееся 16 декабря 1983 г. в Верховном суде в Нантерр 92000, под председательством нашего В… М… [Великого магистра]». (3)

Затем следовал перечень «клевет и измышлений», в которых обвинялся Шомейль, и, вопреки его протестам, приводились ксерокопии фрагментов из его рукописей. На второй странице подобных фрагментов было еще больше, после чего следовало резюме, в котором упоминалось о двух ящиках с архивами Приората Сиона, относящихся к периоду с 1935 по 1955 г.:

«Эти два ящика были похищены в 1967 г. из дома нашего брата Филиппа де Шеризи. Кем?.. В них хранились письма наше покойного В [еликого] М[агистра] Жана Кокто, наших братьев Альфонса Жюэна, Андре Мальро и др. Не был чужак Ж.-Л. Шомейль получателем этих украденных архивов? Если это так, то он мог попытаться сбыть их нашему другу Генри Линкольну…»

Не стоит и говорить, что это — совершенная неправда. На встрече с нами Шомейль решительно отрицал причастность к документам Приората и какой-либо интерес к самому Приорату. Ни на этой встрече, ни когда-либо еще он не делал никаких попыток продать, передать или всучить нам документы такого рода. Зачем же нас вновь пытаются впутать в эту аферу? В любом случае приоры, по всей видимости, прекрасно разбирались в сути вопроса и знали, о чем предупреждали:

«Приорат Сиона и все члены ордена не проявляют ни малейшего интереса к измышлениям Ж.-Д. Шомейля и прочим, причастным к переправке документам, и не желают подвергаться риску быть вызванным в Верховный суд по обвинению в клевете».

С этого момента текст переходит к новым выпадам против Шомейля. Но здесь имеет место шокирующая неувязка. С одной стороны, рекламное объявление о выходе в свет книги Шомейля было встречено с едкой иронией. Авторы памфлета утверждали, что Шомейль просто не может сообщить ничего путного о Приорате по причине отсутствия у него документов о них. И тем не менее те же лица заявляют о краже двух ящиков с документами Приората, относящимися к 1935–1955 гг., и при этом упорно намекают, что Шомейль мог иметь доступ к ним. Зачем же в таком случае обвинять Шомейля в том, что все его писания о Приорате — «мистификация» и «чистый вымысел»? На наш взгляд, Приорат несколько перестарался со своими протестами. Понятно, что их задела за живое некая подлинная информация. Однако за всеми их оскорблениями и попытками дискредитировать автора сквозила их явная обеспокоенность.

Текст «Предупреждения» давал обильную пищу для размышлений. Однако у этого документа оставался один аспект, более важный и, так сказать, провокационный, чем прочие. В нижней части второй страницы вновь красовались две печати: одна — Приората Сиона, а вторая — Генерального секретариата ордена. Под печатями стояли целых четыре подписи, поставленные «от имени Приората Сиона». Эти подписи (в порядке слева направо) принадлежали Джону Дрику, Гэйлорду Фриману, Роберу Аббу и Пьеру Плантару.

В «отредактированном» варианте статьи Джанни Макджиллврэй, относящемся к 1979–1981 гг., есть упоминание о Гэйлорде Фримане. После смерти в 1963 г. Жана Кокто, говорилось в «отредактированном» тексте, власть в ордене Приорат Сиона перешла в руки триумвирата в составе Пьера Плантара, Гэйлорда Фримана и Антонио Мерцаджора. Благодаря этому упоминанию мы хотя бы слышали имя Гэйлорда Фримана. Зато имена Джона Дика и Робера Аббу были нам совершенно незнакомы. Мы никогда не встречали их прежде.

ВСТРЕЧА В «LA ТIРIА»

Пакет с пресловутым «Предупреждением» мы получили в пятницу, 3 февраля, 1984 г. А в понедельник, 6 февраля, был запланирован наш вылет в Париж на конференцию, на которой мы предполагали встретиться с Плантаром. Таким образом, до отъезда у нас просто не было времени, чтобы выяснить, кто же такие гг. Дрик, Фриман и Аббу.

По просьбе Плантара наша встреча с ним состоялась в баре «La Tipia», находящемся на рю де Ром, неподалеку от Гар де Сен-Аазар. Плантар заметил, что это — обычное место его деловых встреч. Он приехал сюда на поезде. После беседы с нами он немедленно уехал из Парижа, избежав необходимости прощаться с ближайшим окружением на вокзале. В ближайшие несколько месяцев мы вновь встречались с Плантаром в той же «La Tipia» на рю де Ром. С недавних пор это место приобрело несколько вызывающий характер.

В отличие от первой встречи Плантар приветствовал нас один, без привычной свиты. Более того, Плантар казался искренне расстроенным целым рядом обстоятельств и горел желанием не только поделиться ими с нами, но и попросить нас о помощи. Во время беседы с ним мы затронули целый ряд вопросов. Но, как обычно, его ответы лишь вызвали у нас новые вопросы.

1. Разумеется, мы поинтересовались у Плантара, кто такие Гэйлорд Фриман, Джон Дрик и Робер Аббу. Плантар растерянным и словно извиняющимся тоном отвечал, что он не готов ответить на этот вопрос. Это, по его словам, касается внутренней деятельности Приората Сиона, которую он не имеет права обсуждать с посторонними. Мы попытались развить эту тему, спросив, хотя бы кто эти люди — англичане или американцы. Но Плантар лишь повторил только что сказанное: он не вправе обсуждать с непосвященными внутренние дела Приората.

2. Тем не менее он все же согласился обсуждать внутренние дела Приората или, по крайней мере, один аспект их деятельности. Эта тема была затронута как бы вскользь, когда Плантар несколько ослабил бдительность. Быть Великим магистром — дело хлопотное, как бы ненароком заметил он ироническим тоном. Мы выразили удивление, и Плантару пришлось прокомментировать свою реплику. В сущности, серьезных проблем пока нет, отрешенным тоном заметил он, но сейчас среди братьев возникли трения, и он должен позаботиться о том, чтобы они не переросли во внутренний конфликт. Главную проблему, по его словам, создает «англо-американский контингент», который явно намерен двигаться в противоположную сторону по сравнению со своими братьями в континентальной Европе. От дальнейших объяснений он отказался. Он явно пошел на попятную, словно спохватившись, что и так сказал слишком много. Поэтому мы так и не узнали ни о том, из кого же состоял этот «англо-американский контингент», ни о том, что, собственно, послужило яблоком раздора в ордене. Нам оставалось лишь строить догадки о том, из-за чего среди членов Приората Сиона — насколько мы можем судить о них — возникли трения и дебаты.