Читать книгу - "Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее - Борис Альтшулер"

Рассекреченные документы:

3 октября. Ю. Андропов информирует «о провокационном поведении академика Сахарова»: передал американскому и западногерманскому корреспондентам свое «Обращение к парламентам всех стран, подписавших Заключительный акт совещания в Хельсинки», добился приема в посольствах США, ФРГ, Нидерландов, Великобритании, Италии, Франции, Австрии и Норвегии.

17 октября – 4 ноября. Члены Политбюро и секретари ЦК КПСС «вкруговую» ознакомятся с информацией Андропова.

Сахаров:

Ноябрь – декабрь. Присоединяется к документу Московской Хельсинкской группы о продолжающейся дискриминации крымских татар. На пресс-конференции делает заявление в защиту А. Семенова.

Посылает телеграмму начальнику лагеря № 267 о состоянии здоровья М. Джемилева.

25–28 ноября. В Риме проходят вторые международные «Сахаровские слушания».

Присоединяется к документу Христианского комитета защиты прав верующих о преследованиях пятидесятников за убеждения и желание эмигрировать. Одиннадцать дней ожидает (вместе с Е. Боннэр и А. Семеновым) свидания с Э. Кузнецовом в мордовском лагере.

Сахаров:

«В конце апреля 1977 года мы с Люсей поехали на юг, взяв с собой Мотю. Три с половиной недели мы прожили в Сочи… Люся с Мотей после завтрака спускались к морю. Люся купалась и загорала, Мотя играл с камешками. Я оставался в номере, работал (мне был труден обратный подъем). Вечером мы шли в парк, где для Моти было множество соблазнительных аттракционов, или в кино на открытом воздухе. Мотя во время сеанса или спал у нас на руках, или принимался бродить между рядами – его приходилось ловить. В эти дни мы с Люсей посмотрели (без Моти, по очереди) фильм Михаила Ромма “Обыкновенный фашизм”. В Москве он уже давно не демонстрируется, а в Сочи несколько дней шел в одном из кинотеатров. Люся видела фильм и раньше, я же – в первый раз. Впечатление было сильнейшее. Отвратительные, жалкие и страшные фигуры Гитлера и его “партайгеноссен”, ядовитая человеконенавистническая демагогия, которая так непостижимо легко отравила миллионы немцев. Горы трупов – война, атаки, бомбардировки, Освенцим, Бабий Яр, портреты погибших в лагерях, которые один за другим появляются на экране, с внезапно умолкнувшей музыкой (были случаи, когда сидящие в зале узнавали своих мужей и жен, детей или родителей). Фиглярство Гитлера в Компьенском лесу^[89]. Парад гитлерюгенд: глаза мальчиков, влюбленно устремленные на фюрера – уже живого мертвеца, – многие из них тоже умрут через несколько дней или часов. Имперская канцелярия, обожженные трупы. Все эти кадры стоят перед глазами, создавая давящее ощущение жестокого кошмара, безумия. И одновременно встают в воображении другие картины – Колымы, Воркуты, Норильска. Заколоченные эшелоны с умирающими от голода и жажды депортированными… Уже в Горьком я прочитал интересную советскую книгу о Гитлере “Преступник номер 1”, вновь поразившую ничтожеством и чудовищной опасностью фашизма и множеством параллелей с тем, что происходило у нас^[90].

В Горьком же мне удалось также прочитать записки Евгения Александровича Гнедина о предыстории советско-германского пакта. Гнедин, приводя многие опубликованные на Западе документы и дополняя их своими воспоминаниями, убедительно показывает, что советско-германский пакт 1939 года, его секретные статьи, сближение вплоть до переговоров о присоединении к оси – все это не просто необходимый маневр, единственный выход из положения, сложившегося для СССР в результате Мюнхенского “умиротворения” агрессора, а поворот, давно желаемый Сталиным – Молотовым, соответствующий их глубинной ориентации и подготовленный множеством их многолетних действий, в том числе тайными дипломатическими акциями в обход Министерства иностранных дел. Сталинский террор – это одна из очень важных составляющих того комплекса причин, который привел к советско-германскому сближению, а более широко – ко второй мировой войне. Обо всем этом очень стоит еще раз задуматься и сегодня, спустя несколько десятилетий, задуматься и в СССР, где еще жива тень Сталина, и на Западе».

Спецоперация «Семейная зачистка»

БА:

А. Д. Сахаров и Е. Г. Боннэр, очевидно, имели какой-то высочайше определенный иммунитет от преследований, который, возможно, только усилился после Нобелевской премии Сахарова и триумфального ее получения в Осло Еленой Боннэр. Правда, после этого триумфа 1975 г. усилился, стал регулярным и «собачий лай» в СМИ – с упором на «вредоносную» Боннэр.

Более того, столь нестандартная, невозможная для обычного советского человека, с таким трудом выбитая в 1975 г. возможность лечения глаз за рубежом продолжала действовать: Елена Георгиевна еще два раза, в 1977 и 1979 гг. ездила к профессору Фреззотти; ОВИР без звука давал ей разрешения на эти поездки. Наиболее вероятное этому объяснение, что в 1975 г. решение отпустить Елену Боннэр в Италию было принято лично Леонидом Ильичем Брежневым и что нижестоящие товарищи и структуры не были полномочны снова беспокоить его по таким пустякам. Что было бы неизбежно при очередном запрете поездки в Италию.

Вероятно, по той же причине неизбежного подключения лично Л. И. Брежнева «правоохранители» и их высокие идеологические начальники не могли преследовать по политическим статьям детей Елены Георгиевны Татьяну Янкелевич-Семенову и Алексея Семенова, а также мужа Татьяны Ефрема Янкелевича. Но оставались неформальные методы давления, в том числе очень страшные угрозы внукам-малышам. Так или иначе, но в каких-то высоких «мозговых центрах» было принято решение «зачистить» семейное пространство Сахарова и Боннэр, вытеснить за рубеж детей и внуков. Но это все догадки, а фактом является то, что в 1977 г. это «вытеснение» стало осуществляться на практике.

В «Воспоминаниях» Сахаров пишет: «…было ясно, что ГБ очень хочет отъезда Тани, Ефрема, Томар (мать Ефрема), потом Алеши. В чем была тут главная цель КГБ – полностью непонятно мне до сих пор». Возможно, они там, наверху, надеялись, что бесконечно привязанная к детям и внукам Елена Боннэр захочет остаться с ними за рубежом. А тогда Сахаров останется тут один. Возможно, обитатели советского олимпа сами уверовали в созданный ими же миф, что именно Елена Боннэр совращает Сахарова на «антисоветскую деятельность». Что они говорили про нее на Политбюро в августе 1985 г. (когда по предложению Горбачева решили уступить Сахарову и отпустить ее в США для операции на сердце): «Зверюга в юбке, ставленница империализма», «Злобы у нее за последние годы прибавилось», «Вот что такое сионизм»! И ведь не смеялись, не шутили эти взрослые солидные мужчины – советские полубоги. (В главе 28 приведена полностью рабочая запись этого заседания Политбюро – «совершенно секретно, экземпляр единственный».)