Читать книгу - "Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г. - Иван Кривушин"

Причиной негативной реакции Секретариата ООН на бельгийскую инициативу была твердая позиция Даллэра, который решительно высказался против ухода «голубых касок» из Руанды и заявил, что это для него «моральный вопрос»; командующего силами МООНПР поддержал его заместитель ганский бригадный генерал Генри Квами-Аньидохо^[1150]. Кроме того, Секретариат не мог не учитывать и мнение ряда африканских стран во главе с Нигерией, которые выступили за усиление МООНПР^[1151].

В ходе неформальных консультаций в СБ 13 и 14 апреля наиболее острым вопросом стал вопрос о полномочиях и возможностях МООНПР по защите гражданского населения. 12 апреля Нигерия от имени «неприсоединившихся стран» внесла на обсуждение Совета проект резолюции, предполагавший увеличение численности и расширение мандата Миссии ввиду убийства «тысяч невинных гражданских лиц», однако он не получил поддержки других членов СБ^[1152]. Тем не менее Икбаль Реза, указав на критическое положение беженцев в местах, находившихся под защитой ООН, все же предложил обсудить возможность расширения полномочий миротворцев, а нигерийский представитель заявил, что «забота Совета не может ограничиваться лишь судьбой персонала ООН и иностранцев, но должна также распространяться на безвинных граждан Руанды»^[1153]. Однако британский представитель Дэвид Ханней решительно выступил против предоставления силам ООН права защищать гражданское население^[1154]. Учитывая такие разногласия, Бутрос-Гали рекомендовал рассмотреть два варианта: сохранить на ограниченный период присутствие сил ООН без бельгийского контингента или полностью вывести войска, оставив в Руанде представителя ООН и командующего МООНПР в качестве потенциальных политических посредников. Вопрос о расширении мандата с повестки дня был снят.

В Брюсселе прекрасно понимали, что если Бельгия уйдет из Руанды в одностороннем порядке, то она будет нести единоличную ответственность за последствия такого шага. Именно «боязнь потерять лицо», особенно после письма Бутроса-Гали Председателю СБ 13 апреля, по признанию Класа^[1155], заставила бельгийцев бросить все свои дипломатические усилия на то, чтобы добиться решения ООН об общей эвакуации миротворцев и таким образом получить санкцию на эвакуацию собственного контингента.

Вопрос о судьбе МООНПР в такой степени беспокоил членов бельгийского правительства, что 14 апреля, в день, когда тела погибших миротворцев были доставлены на родину, они обсуждали его дважды: утром и вечером. На утреннем заседании рассматривалась просьба ООН к Брюсселю в случае сохранения МООНПР без участия бельгийцев предоставить для нее «материально-техническое обеспечение и экспертов»; кабинет принял решение пойти навстречу в отношении «материально-технического обеспечения», но отверг возможность посылки экспертов. Во время вечернего заседания Клас сообщил коллегам обнадеживающую информацию: «большинство членов Совета Безопасности поддерживает точку зрения Бельгии». На следующее утро правительство вновь поручило Класу обратиться к Генеральному секретарю и членам СБ с тем, чтобы убедить их в бессмысленности мандата МООНПР с политической и невыполнимости с военной точки зрения. Кабинет, хотя и не принял формального решения о выводе бельгийского контингента, тем не менее приказал полковнику Маршалу осуществить необходимые подготовительные меры и передислоцировать бельгийских миротворцев в наиболее удобные для эвакуации места^[1156].

Подстегиваемые МИДом, бельгийские дипломаты развернули необычайно бурную деятельность. 15 апреля Нотердаме встретился с Аннаном, Китингом, представителями государств – постоянных членов Совета, а также Испании, Аргентины и Пакистана из числа непостоянных. Эти демарши дублировались прямыми контактами Брюсселя со столицами стран – членов СБ. Клас позвонил Китингу, а также связался с Вашингтоном, Лондоном и Парижем. При этом бельгийцы избегали обращаться к тем странам, которые открыто выступали против сокращения сил или полного прекращения деятельности МООНПР, прежде всего к африканским^[1157].

Брюссель очень рассчитывал на дипломатическую помощь США, и его надежды оправдались. 15 апреля Уоррен Кристофер отправил Олбрайт телеграмму^[1158], в которой настойчиво проводилась одна и та же мысль: «Департамент^[1159] считает, что нет достаточных причин для сохранения присутствия миротворцев ООН в Руанде и что международное сообщество должно дать основной приоритет полному и упорядоченному выводу персонала МООНПР так скоро, как это возможно. <…> В данный момент мы будем противодействовать любым попыткам сохранить присутствие МООНПР в Руанде. <…> Наша оппозиция сохранению присутствия МООНПР в Руанде непоколебима». При этом Кристофер, стремясь дистанцироваться от решения о ликвидации МООНПР, рекомендовал осуществить ее не путем принятия резолюции СБ, а приказом Генерального секретаря ООН. В телеграмме также фигурировала фраза, которая приобретала странный и даже циничный смысл в контексте требования о ликвидации Миссии: «Мы также считаем, что МООНПР следует предпринять необходимые шаги, чтобы обеспечить безопасность руандийских гражданских лиц, находящихся под ее защитой».

Ричард Кларк, координировавший в СНБ антитеррористическую деятельность, которого Пауэр называет истинным автором этой телеграммы, позже оправдывал эти инструкции решением Брюсселя: «Как только мы узнали, что бельгийцы уходят, нам осталась кастрированная Миссия, не способная что-либо сделать, чтобы помочь людям. Они [ооновцы] ничего не делали, чтобы остановить убийства»^[1160]. Олбрайт, со своей стороны, ссылалась на позицию Конгресса и Пентагона: «…было неясно, что происходит в Руанде. Но было совершенно очевидно, что Конгресс не поддержит увеличение числа миротворцев; было совершенно очевидно, что Пентагон не хотел глубоко <там> завязнуть»^[1161]. Однако для тех сотрудников Госдепа, которые внимательно отслеживали ситуацию в Руанде, решение руководства стало шоком. «Я никогда не забуду, – вспоминает Бушнел, – выражение глаз Кевина Айтона, чиновника, отвечавшего за Руанду и Бурунди, когда я сказала ему, что СНБ и секретарь Кристофер решили призвать к выводу миротворцев ООН»^[1162]. Айтон побледнел и воскликнул: «Мы не можем!»^[1163] Бушнел ответила: «Слишком поздно. Поезд уже ушел»^[1164].