Читать книгу - "Лариса Рейснер - Галина Пржиборовская"

Июнь 1919-го: «Дорогие мои, пишу Вам по дороге в Саратов, куда еду для свидания с Беренсом. Мой Фед. Фед. сейчас ведет еще два миноносца к Царицыну, он, верно, уже в переделке, и мое сердце стынет, так как операции под Царицыном страшно серьезны… Передам для Вас Беренсу кипу старой китайско-персидской живописи, а себе оставлю на счастье только дивного Будду, взятого в глиняном храме посреди выжженных калмыцких степей. Я ему молюсь, когда Ф. Ф. идет в гибельные места. Как скучно без Вас, особенно, последнюю неделю. Не случилось ли что-нибудь, милые? Не притесняют ли Вас дома? Такие мысли травят мой покой. У нас кончилось затишье. Если сдадим Царицын, то Астрахань окажется отрезана и будем в ней держаться до последнего. При всем том, невзирая даже на падение Харькова, – мы с Федей бесконечно счастливы. Ну, об этом трудно писать. А главное, это не случайная вспышка „добрых“ чувств, но неизменная прямая. Англия сделала из него мужчину…

Офицеры вокруг нас – не то, что было на Каме. В порту – воры, в штабе – пара белогвардейцев. Безупречен, конечно, приехавший с нами Кукель – начальник штаба. И он, и его жена воистину свои, и до конца свои. Ну, пока, бегу на станцию, хочу послать Вам яичек. Получаете ли Вы мои периодические посылки? Цапельки, отчего Вы не пишете?»

1 июля 1919-го: «Милые, Царицын пал. Сегодня ночью железной дорогой еду из Саратова во Владимировку, что ниже Царицына. Где Федя? Ах, сердцу так жгуче больно. Ну, нет, не может быть, через несколько часов мы с ним увидимся и еще раз благословим день нашего брака… Еще раз, где же Гогин?

Да, что за чудный городок Саратов. Вот, кабы Вы, Кизи, здесь вдруг жили. Мы бы Вас питали и, все-таки, хоть изредка виделись. А, впрочем, нет, не бросайте нашего гнезда в Гулесо. Мы с Федей так рады, что именно Вы – там и храните нашу норку общую. Да и порт еще не обосновался, где бы Вы тут жили».

Гогин – брат Игорь – был назначен секретарем посольства в Афганистан, которое готовилось в Самаре под руководством Я. Сурица, первого посла Советской России, к отъезду по месту работы.

Родители, получив от дочери письмо об опасности быть отрезанными, сообщают Игорю, что «Лёви-Лёви нельзя было удержать. Он решил вместе бороться и погибнуть. Кстати, он принял нашу фамилию и поехал на фронт как Лев Михайлович Рейснер». Его направили служить на ВолжскоКаспийскую флотилию рулевым сигнальщиком на истребительный катер. Ему исполнилось 17 лет. В письме Игорю Михаил Андреевич Рейснер упоминает отца Лёвы Павла Дауге: «А его папаша названый, Павел Д., совсем сошел с ума… находится на попечении психиатров».

От военного моряка в отставке Марата Федоровича Малкина в 1970-е годы я узнала, что существует слух, будто отцом Льва Дауге-Рейснера был революционер Н. Бауман.

«От тебя, слава Року, мы имеем несколько писем, – продолжает письмо Игорю Михаил Андреевич, заменяя Бога Роком (в скором времени он будет писать большое количество популярных антирелигиозных брошюр), – даже фотографию в группе, где ты настоящим бисмарком, и я, конечно, таскаю эту фотографию в знаменитом рваном бумажнике, пока не истреблю ее совсем! От Карахана получил одно торжественное сообщение о вашем парадном въезде в Герат с пушками, парадом и т. п.».

Далее Михаил Андреевич еще раз пишет о Льве Рейснере, что ему доверили командовать сторожевым пароходом, он показал себя «прекрасным командиром, был во многих боях, забрал у белых громадную добычу и приобрел всеобщую любовь своих моряков. Он очень возмужал, стал настоящим юным красавцем-моряком в стиле, знаешь, моряков старого английского флота. Такого воспитания и настоящего морского духа теперь не получить ни в кадетских корпусах, ни на дредноутах. Их могут дать только маленькие суденышки, как сторожевые суда у Левы… Мы с матерью почти все лето просидели в Москве в обществе Эмилии Петровны Колбасьевой, которую высвободили из чрезвычайки и принудительных работ, куда она попала за компанию со всей военной цензурой при ее упразднении. В начале августа мы получили приглашение от Раскольниковых поехать к ним и отправились вместе с Беренсом до Нижнего на поезде, а оттуда на специальном пароходе до Саратова. Мы остановились в Самаре и, боги, с каким замиранием сердца мы с матерью бежали по грязи в темноте по ужасной мостовой от пристани к тебе, чтобы еще раз, хоть один раз перед отъездом увидеть своего сына… Удар был очень тяжел, когда… Суриц объяснил нам, что за несколько дней до нашего приезда Игорь Михайлович уехал в Оренбург…

В Саратове встреча была – можешь себе представить! Мы водворились на Межени и сопровождали наших в боевую зону на Камышин, а затем на Быково и другие приволжские села. Тут мне пришлось впервые видеть взрывы шестидюймовых снарядов, обстановку села, за два часа оставленного белыми с грудами расстрелянных крестьян, и группы бегущих к нам вереницей по берегу мобилизованных мужиков… В Астрахани я согласился принять на себя у Фед. Федоровича заведование политическим отделом всей его флотилии… Мы все время жили на пароходе или делали поездки на фронт… Мы с матерью прямо расцвели. А если прибавить к этому, что мы буквально утопали в винограде и персиках, что все дивные рыбные блюда были у нас в изобилии – одной икры мы с матерью за эти месяцы съели больше, чем за всю нашу жизнь – то внешняя сторона нашего блаженства станет тебе ясна… Фед. Фед. оказывал мне самое дружеское содействие.

Моряков я хорошо знаю еще со времени Кронштадта, а ты знаешь сам, как я люблю организовывать и создавать. Здесь же у меня был полный простор. И я действительно разошелся: матросский университет, партийная школа, исторические концерты и спектакли, широкая пропаганда коммунизма – все это у меня развилось и выросло. Да и не удивительно: материал моряки благодарнейший, все пролетарии развитые и грамотные, а тут еще благодаря партийной мобилизации все лучшие силы в нашем распоряжении». На этом письмо обрывается.

Почему-то в литературе о Волжско-Каспийской флотилии нигде не упоминается М. А. Рейснер. Все им созданное с гордостью перечисляется, но его имени нет. О Ларисе пишут, что она заведовала культпросветительской секцией политотдела. Даже о Екатерине Александровне вспоминают при частных встречах, как все называли ее «тещей», что при ней хозяйство на «Межени» было в полном порядке. В Москве Михаил Андреевич организовал Социалистическую (Коммунистическую) академию, его, одного из авторов первой конституции 1918 года, приглашали читать лекции, он был нарасхват… И обо всем умалчивают.