Читать книгу - "Уинстон Черчилль. Власть воображения - Франсуа Керсоди"

«Когда Гамелен завершил свой печальный рассказ, – продолжал Исмей, – премьер-министр шлепнул его по плечу так, что тот от неожиданности подскочил, и сказал: “Значит, это будет сражение на выступе (за незнанием французского аналога он произнес “битва за бульж”). Ну так, господин генерал, когда и где мы будем контратаковать? С севера или с юга?” Гамелен с совершенно убитым видом ответил, что для контрнаступления нет средств, его войска уступают противнику по всем статьям – численности, вооружению, стратегии и боевому духу. «Он остановился, – расскажет Черчилль, – последовала долгая пауза. Тогда я спросил: “Где стратегические резервы?” И добавил по-французски: “Ou est la masse de manoevre?”[156]Генерал Гамелен повернулся ко мне и, покачав головой и пожав плечами, ответил: “Нет никаких!” И снова последовало продолжительное молчание».

«Нет никаких…» Черчилль был озадачен: «Должен признаться, что для меня это было одной из самых больших неожиданностей за всю мою жизнь». Но премьер-министр всеми силами старался сохранить оптимизм: он уверял, что немцы еще не смогли переправить через Мёз крупные силы, их механизированные части не могут быть сразу повсюду и отдавать приказ об отступлении из Бельгии преждевременно; напротив, надо скорее контратаковать. Гамелен отвечал, что для этого потребуются танки и боевые самолеты для прикрытия пехоты. Несколько раз он и Рейно просили помочь истребителями, но Черчилль отвечал, что у самой Англии осталось для защиты островов не более тридцати девяти эскадрилий; сейчас главное выявить, не выдыхается ли немецкое наступление. Дилл заверил, что немцам скоро не будет хватать горючего, но Даладье заметил, что те везут его с собой. Гамелен повторил, что если авиация сумеет остановить танки, то атака противника с флангов имеет хорошие шансы на успех. Черчилль не переставал повторять на своем импровизированном французском, что английские истребители не могут быть использованы для этой цели: «Господин генерал, нельзя остановить танки истребительной авиацией. Нужны пушки – пуф! Но если вы хотите расчистить небо, то я запрошу кабинет».

Сразу же после заседания Черчилль отправился в посольство Великобритании и телеграфировал Военному кабинету: «Положение самое что ни на есть тяжелое. […] Мы должны завтра же отправить запрошенные эскадрильи истребителей […], чтобы дать французской армии последний шанс вернуть былую отвагу и энергию. Это мое личное мнение. История осудит нас, если мы отклоним просьбу французов и это станет причиной их поражения». Телеграмма возымела действие, и в 23:30 из Лондона пришло подтверждение согласия. Черчилль решил лично сообщить приятную новость Полю Рейно, хотя была уже почти полночь. Председатель Совета был удивлен визитом британского премьера в столь неурочный час, но новость его обрадовала. Черчилль уговорил его вызвать Даладье, и Рейно выполнил просьбу после некоторых колебаний. Глубокой ночью Даладье, Бодуэн и Рейно заслушали величественную речь. Как вспоминал Бодуэн: «Черчилль, увенчанный облаком сигарного дыма, подобно вулкану, говорил коллегам со свойственной ему необыкновенной, бьющей через край энергией, что, даже если Франция будет повержена и захвачена, Великобритания продолжит борьбу в ожидании скорой и полной поддержки от США. “Мы уморим Германию голодом. Мы разрушим ее города. Мы сожжем ее посевы и леса!” До часа ночи он рисовал апокалиптические картины войны. Он уже видел, как из самого сердца Канады он будет вести воздушную войну над стертой бомбардировками с лица земли Англией и уже остывшими руинами Франции в решающей схватке Нового Света со Старым Светом, захваченным Германией. Он произвел очень сильное впечатление на Поля Рейно, заставил его поверить в себя. Он был героем борьбы до последнего».

Поль Рейно и в самом деле приободрился и на следующий день принял решительные меры: освободил Даладье от его обязанностей, лично возглавив Военное министерство, назначил маршала Анри Филиппа Петена вице-президентом Совета и, главное, заменил Гамелена на генерала Максима Вейгана. Могло ли все это остановить продвижение немцев? Разумеется, нет, ибо армия и генералы Франции принадлежали к ушедшей эпохе Первой мировой войны: под Ретелем, в Шарлеруа и Сент-Квентине немецкие танки сметали все на своем пути; французские танки пытались контратаковать, но, действуя в составе небольших подразделений и лишенные радиосвязи и воздушного прикрытия, они понесли тяжелые потери и скоро сгинули в пучине всеобщего отступления. На Сомме немецкие колонны вместо того, чтобы продолжить триумфальное шествие на юг, повернули на запад и уже угрожали Амьену и Аббевилю. На севере в результате немецкого прорыва союзнические войска оказались отрезанными, но приказ нанести удар в основание клина не был отдан своевременно, и хотя 19 мая генерал Гамелен приказал северным армиям пробиваться на юг, сменивший его на следующий день генерал Вейган отменил это распоряжение. Когда 21 мая уже сам Вейган отдал приказ атаковать противника, союзнический фронт неудержимо разваливался и командующий британским корпусом лорд Горт планировал отступать к Дюнкерку.

К Черчиллю в Лондон поступала самая противоречивая информация о разворачивавшихся боях, и он мог только делиться с Вейганом своими соображениями и рекомендовать генералу Джону Горту следовать директивам французского командования. Но лорд Горт не получал от французского командования никаких директив, а Вейгану было безразлично мнение Черчилля. Кроме того, поддерживать сообщение между французами и британцами было делом воистину мучительным, и Черчилль не переставал ругать «связь, которая не связывает». Он вернулся в Париж 22 мая и, одобрив план наступления, выразил обеспокоенность проволочками и задержками при его исполнении. К тому времени немцы уже подошли к Аббевилю и заняли Булонь, тогда как за Соммой топтались на месте двадцать французских дивизий, среди которых была и 4-я кирасирская генерала Шарля де Голля. Последняя получила, наконец, приказ атаковать основание немецкого клина южнее Аббевиля и перешла в наступление 26 мая, имея в своем распоряжении сто сорок танков и шесть батальонов пехоты. Дивизия смогла прорвать оборону противника, но достигнутый успех не удалось развить из-за отсутствия подкреплений и воздушного прикрытия.

С этого момента кампанию на севере можно было считать проигранной. На союзнические дивизии, загнанные в ловушку, с трех сторон – с запада, юга и севера – обрушились немецкие танки. 28 мая капитулировала бельгийская армия. Накануне Военное министерство приказало лорду Горту прорваться к побережью и эвакуировать как можно больше людей; французские войска следовали за британцами слишком медленно, и пять дивизий попали в окружение у Лилля[157]. 30 мая сильно потрепанные британские части и уцелевшая половина 1-й французской армии вышли к передовому рубежу обороны у Дюнкерка. Началась гигантская операция по эвакуации войск, в которой были задействованы все имевшиеся суда и большая часть самолетов Королевских ВВС. Черчилль лично контролировал операцию на каждом этапе, давал прямые указания лорду Горту и даже снова возвращался в Париж 31 мая, чтобы не допустить ссор и взаимных обвинений между французами и англичанами; он настаивал, чтобы эвакуация происходила на равных условиях, «рука под руку»[158].