Читать книгу - "Политическая система Российской империи в 1881– 1905 гг.: проблема законотворчества - Кирилл Соловьев"

Можно попытаться «демаркировать» общество, отталкиваясь от вероятного круга чтения его представителей. Очевидно, что в первую очередь речь должна идти о «толстых журналах», которые неизменно претендовали на то, чтобы быть глашатаями «общественной мысли»^[919]. Самые популярные органы периодической печати 1830-х – 1840-х гг. имели весьма ограниченный круг читателей. Так, «Библиотека для чтения» издавалась тиражом до 7 тыс. экз., «Отечественные записки» (в 1840 г.) – до 4 тыс., «Современник» (в 1848 г.) – до 3,1 тыс. Тираж наиболее читаемой газеты «Московские ведомости» в это же время колебался от 6 до 9 тыс. экз.^[920] Со временем тиражи росли. Так, в 1890-е гг. средний тираж «толстого журнала» колебался между 3 тыс. и 5 тыс. экз., тираж «тонкого журнала» достигал 50 тыс., газеты -25 тыс.^[921] Согласно оценке редакции журнала «Современный мир», один экземпляр «толстого журнала» читали 8 человек, если же он хранился в библиотеке – 30. Соответственно, по расчетам А.И. Рейтблата, круг читателей популярного журнала с тиражом 15 тыс. экз. приближался к 200 тыс. чел.^[922]

Таким образом, круг читателей постепенно расширялся, но при этом оставался не слишком большим. Влияние того или иного издания на государственную жизнь определялось политическим весом его читателей. Конечно, читатель-император мог перевесить всех остальных.

О влиянии прессы регулярно вспоминали в «высших сферах», ее боялись, рассчитывали установить над ней строгий контроль: например, так было при назначении министром внутренних дел непопулярного графа Д.А. Толстого^[923]. Нового министра спрашивали, не собирается ли он мстить своим недругам, способствовавшим его недавней отставке с должности министра народного просвещения. Толстой отвечал отрицательно, при этом замечая: «Но я приструню прессу»^[924].

Как уже отмечалось, печать в России не была свободна и строго цензурировалась. Следовательно, и влияние ее на правительство могло быть лишь весьма ограниченным. Тем не менее председатель Комитета министров, а в прошлом министр финансов Н.Х. Бунге полагал прессу одним из важнейших источников информации для императора. Ее сила была в том, что она могла играть на разногласиях министров. Главное было заручиться поддержкой Министерства внутренних дел, от которого она в первую очередь зависела. Газета, регулярно оказывавшаяся на столе у императора, могла и не слишком считаться с требованиями цензуры. Такие издания часто становились средствами «подпольной борьбы» между министрами и даже дезинформации самого царя^[925].

Рассуждая об этом, Бунге имел в виду конкретное издание – «Московские ведомости» М.Н. Каткова^[926]. Д.А. Толстой объяснял, что он мог заставить замолчать любое издание, но не «Московские ведомости»^[927]. Эта газета разворачивала целые кампании в прессе с обвинениями в адрес Государственной канцелярии^[928]. У Каткова были свои информаторы в бюрократической среде: Е.М. Феоктистов^[929], Н.А. Любимов^[930], А.Д. Пазухин^[931]. Порой уникальные сведения проникали на страницы «Московских ведомостей»^[932]. В 1886 г. А.Д. Пазухин специально ездил в Москву, чтобы поделиться с Катковым своими планами относительно предстоявшей реформы местного управления^[933].

В бюрократических сферах было устойчивое и вполне оправданное представление, что М.Н. Островский находится под сильным влиянием Каткова и зачастую воспроизводит идеи его передовиц в «Московских ведомостях»^[934]. Вполне показательно, что, когда в декабре 1886 г. Катков приехал в Петербург, его на станции встречал министр народного просвещения И.Д. Делянов. Сразу же после приезда к нему, к частному лицу, явились М.Н. Островский, Е.М. Феоктистов, И.А. Вышнеградский, А.Д. Пазухин. В беседах с ними Катков заявил, что вскоре свергнет А.А. Абазу, Н.Х. Бунге и Н.К. Гирса^[935]. По словам министра юстиции Д.Н. Набокова, Победоносцев, Островский, Толстой и Делянов чрезвычайно боялись Каткова и «тайно» сочувствовали его направлению^[936]. Катков зорко следил за своими товарищами по правительству и не прощал им слабости. Он всячески содействовал назначению министром народного просвещения И.Д. Делянова. 29 января 1882 г., будучи на приеме у императора, М.Н. Катков «пошел напролом, попросил позволения от государя говорить откровенно и, когда позволение было дано, высказал ему начистоту все, все, все. Он, не стесняясь ничего, изобразил что такое [А.П.] Николаи, что это орудие [А.В.] Головнина, губитель нашей молодежи, что будет великая беда, если он возьмется изменить Университетский устав, что это будет новый обман с его стороны, что только Делянов способен на такое дело.». Государь слушал внимательно и во всем соглашался: «Да, действительно. только Делянов это может, только Делянов. Я этим делом займусь, это дело очень важное, я его не упущу»^[937].