Читать книгу - "Киевская Русь - Георгий Вернадский"

Информация по зоологии, которую можно было извлечь из «Физиолога», была абсолютно ненаучной; однако в Киевской Руси было широко распространено практическое знание о животном мире, поскольку охота тогда являлась средством к существованию для значительной части русского народа. То, что русские хорошо знали повадки животных и птиц, показывают точные замечания о животных в «Поучении» Владимира Мономаха, а также в «Слове о полку Игореве».

Ботаника, скорее всего, ограничивалась изучением лечебных трав, которые использовали как профессиональные врачи, так и «знахари» из народа. Это приводит нас к вопросу о древнерусской медицине. Уровень медицины в Киевской Руси, по всей вероятности, был выше уровня знаний по естественным наукам. Во-первых, из летописей мы знаем, что на Руси практиковали сирийские и армянские врачи. Сирия входила в сферу арабской науки, армянская медицина тоже была высоко развита. Во-вторых, можно предположить, что каждый хороший врач, русский и иностранный, распространял медицинские знания, обучая своих ассистентов. Из «Русской правды» мы знаем, что в случае нанесения увечий в драке обидчик должен был не только выплатить компенсацию пострадавшему, но и оплатить услуги врача. Очевидно, практика обращения за помощью к врачу была широко распространена, и количество докторов должно было быть значительным. В некоторых княжеских указах и церковных уставах упоминаются больницы, организованные церковью. Мало известно о медицинских знаниях волхвов и знахарей. Видимо, многие их средства и рецепты составили основу так называемой народной медицины последующих периодов. Следует отметить, что волхование строилось не только на предрассудках. В медицинской практике волхвов были также элементы настоящей интуиции и здравого рассудка, особенно в использовании лечебных свойств трав, массажей, припарок и так далее.

Русский вклад в географическое знание был значительнее, чем в другие области науки. У русских того периода, кажется, было больше интереса и склонности изучать историю и географию, чем другие отрасли как гуманитарных, так и естественных наук. Первая история Руси – «Повесть временных, лет» – в определенном смысле и географическое исследование, а не только историческое.

В то время как общее географическое вступление в «Повесть» построено на общепринятых библейских и христианских понятиях, конкретная информация о районах расселения славянских племен поразительно точна и обнаруживает мастерство составителя в трактовке вопросов географии²⁷⁴.

Знаменательно, что мы находим чрезвычайно точные географические данные даже в русских поэтических произведениях того периода, особенно в знаменитом «Слове». Понимание русскими важности точной информации в географических исследованиях демонстрирует измерение князем Глебом в 1068 г. глубины Керченского пролива²⁷⁵.

Из русских путевых заметок сохранились две работы, обе описывают паломничества в Святую землю. Первая – «Хождение отца Даниила Киевского», посетившего Иерусалим в 1106 – 1107 гг., вторая принадлежит Добрыне Новгородскому, который совершил паломничество в 1200 – 1201 гг. Даниил начинает свое повествование с Константинополя, а не с Киева, что огорчительно с точки зрения изучающего русскую историю и географию. Он прошел через Мраморное море и пролив Дарданеллы к острову Родос, затем двигался вдоль берегов Ликии к Кипру и Яффе и так достиг Иерусалима. На обратном пути у берегов Ликии он подвергся нападению пиратов, но спасся, возвратился в Константинополь и затем на Русь.

Описание Даниила в целом точное и честное. Когда он повторяет слова других, то говорит об этом. Он пишет: «Если я и написал что, не зная, то нигде не лгал; потому что я не описывал того, чего не видел собственными глазами». Особый интерес вызывает встреча Даниила в Иерусалиме с императором Балдуином. Показательно, что у путешественника нет какой‐либо враждебности в отношении «латинян» – то есть римских католиков. С другой стороны, заметен его горячий русский патриотизм; он спрашивает и получает разрешение императора Балдуина поставить у Гроба Господня свечу «во имя всей Русской Земли». Добрыня Новгородский больше известен под своим христианским именем Антоний. В его записках мы имеем, по правде говоря, просто краткое описание константинопольских церквей и хранимых в них реликвий. Они, однако, бесценны для археолога, поскольку Добрыня побывал в столице Империи за четыре года до ее захвата крестоносцами и был, таким образом, последним из путешественников, видевших Св. Софию и другие византийские церкви во всем их блеске²⁷⁶.

Теперь обратимся к древнерусским технологиям, анализ которых выявляет значительный объем практических знаний в области прикладной химии и физики. Так, новгородских мастеров по серебру можно считать высококвалифицированными специалистами своего дела²⁷⁷. Стоит также отметить, что русские мастера по эмали в то время умели добиваться температур от 1000 до 1200 градусов по Цельсию²⁷⁸. Новгородские солевары, несомненно, были знакомы с принципом концентрированных растворов; они также знали, как регулировать осаждение соли при помощи изменения температуры²⁷⁹. Интерес русских архитекторов к прикладной физике подтверждает использование в новгородских и суздальских храмах голосников (резонаторов или усилителей звука). Голосниками служили глиняные горшки, вмурованные в стены горлышками внутрь церкви²⁸⁰.

Нельзя не отметить здесь, что русские в то время также были знакомы, хотя и в негативном смысле (как с элементом вооружения врага), с военным применением химического огня. Так, например, в 941 г. флот князя Игоря был уничтожен «греческим огнем». В двенадцатом веке хорезмские техники, приглашенные половцами, использовали против русских огнеметы²⁸¹. В этом случае главной составляющей огня, очевидно, был азербайджанский лигроин. По-видимому, от хорезмцев русские получили представление о гигантских механических стрелометателях, называемых по‐персидски чири-чахр, а по‐русски шерешир²⁸². Автор «Слова о полку Игореве», рассказывая о верховенстве Всеволода III над рязанскими князьями, говорит, что он использовал их как множество живых шереширских стрел.