Читать книгу - "Против течения. Академик Ухтомский и его биограф - Семен Резник"

Василий Лаврентьевич свободно владел основными европейскими языками – без этого нельзя было бы и подступиться к такой теме. Перемогая болезни, он работал быстро и продуктивно. Не прошло и года, как он сообщил, что рукопись о Галлере сдана в издательство «Наука», но он еще не имеет сведений о ее утверждении.

Ответственным редактором книги снова стал М. Г. Ярошевский, которого Василий Лаврентьевич по-прежнему считал своим другом.

«Сегодня 16 июня [1976] решается судьба моего Галлера, – писал мне Василий Лаврентьевич. – Я был вынужден снять несколько фраз о том, что эксперименты, учение Галлера о раздражимости и чувствительности и его концепция о процессе отражения мозгом и органами чувств реальности были восприняты и разработаны Д. Дидро и В. И. Лениным»^[418].

Ну, конечно! Разве могли быть предшественники у вождя и учителя всего прогрессивного человечества?! Если бы ими были названы основоположники самого передового учения, – куда ни шло! Но не какой-то мистик и идеалист XVIII века!

Тем временем вышла в свет книга М. Г. Ярошевского (в соавторстве с С. А. Чесноковой) об Уолтере Кенноне, крупном американском физиологе. В отличие от В. Л. Меркулова М. Г. Ярошевский умел правильно выбирать героев своих книг. Уолтер Кеннон был «другом СССР». Пока был жив И. П. Павлов, Кеннон поддерживал с ним тесные научные связи; в 1942 году, когда США и СССР были союзниками в войне против общего врага, Кеннона избрали почетным академиком АН СССР. Словом, тема была беспроигрышная!

Замдиректора ИИЕиТ А. С. Федоров предложил Меркулову написать рецензию на книгу о Кенноне, на что Василий Лаврентьевич с готовностью отозвался. Но писать комплиментарные рецензии было не в его духе. С присущей ему обстоятельностью он «с горечью отметил элементы поспешности, верхоглядства и даже вранья»^[419] в рецензируемой книге.

«Телефонный разговор с профессором Ярошевским меня огорчил. А. С. Федоров заказывал мне большую рецензию на книгу Ярошевского и Чесноковой «Уолтер Кеннон» (она уже продается в Москве). Я составил рецензию на 23 стр. И вдруг Федоров вспомнил, что Чеснокова-то его собственная жена, и ему дескать неудобно тискать в журнале рецензию, где дана хвала и едкая критика. Печатать не будем. Далее Ярошевский мне втолковывал, что он убрал из рукописи о Галлере все, «что не касается его самого». А я начал с истории Швейцарии, религиозных войн между католическими и кальвинистскими кантонами, экспорта молодежи в армии королей, феодалов и пап Римских, затем «утечка мозгов» в XVIII веке трех Бернулли и Эйлера в Россию и многих иных. Словом, я протестовал. Он сообщил, что отправляет письмо, где отказывается от своих сокращений»^[420].

Еще через пару месяцев Меркулов писал, что на рукопись о Галлере получено четыре положительных отзыва, «но нет [в издательстве] свободных редакторов!»^[421]

И – словно замерло все до рассвета…

Пробежало еще два месяца, Меркулов пишет: «Наши дела на стадии замерзания – мелодично позванивают льдинки, купол неба чуть засветился северным сиянием – и тишина – и мы ждем. Рукописи пока без движения! Я написал жалобу Микулинскому и Федорову на здешних работяг “Науки”»^[422].

Но проблемы сводились не только к издательской волоките. Не всем пришлась по душе реабилитация клейменого Альбрехта Галлера. Это видно из того же письма:

«Вчера в Военно-Мед[ицинском] музее на заседании Об[щест]ва историков медицины прочитал доклад о Галлере (55 минут). Многим понравилось – был у меня подъем и эмоциональный заряд. Портил дело пред[седатель] собрания проф. [М. А.] Тикотин (зав. кафедрой истории медицины Л[енинградского] Медицинского] И[нститу]та имени Павлова). Этот бездарный карьерист с замашками «кристально чистого подвижника», склонного к лозунгу «тащить и не пущать», – пытался меня пугать и упрекать в апологии и т. п. грехах. Хотя сие было мною парировано с пристойной едкостью и насмешкой, он долго брюзжал»^[423].

Брюзжание профессора Тикотина оказалось лишь первым легким облачком. Тучи стали сгущаться. М. Г. Ярошевский нашел новый повод к недовольству Меркуловым, хотя этот повод не имел никакого отношения к рукописи о Галлере. Василий Лаврентьевич написал для серии ЖЗЛ внутреннюю рецензию на рукопись А. Брагина о Сеченове. Рукопись была очень слабой, что и было показано в рецензии. Но оказалось, что автору покровительствовал профессор Ярошевский.

«Он наотрез отказался визировать (как ответ[ственный] редактор) перераб[отанную] рукопись о Галлере, и уже 5 месяцев нет ей движения. Причины вызывающе демагогически ядовитые. А в письме ехидно (26/478) писал, что ведь это более-де ответственно – писать для “Науч[но]-биогр[афимческой] серии” [издательства “Наука”], чем для “Молодой гвардии”. Т. е. “холодная война” перешла в горячую. Не взирая на протесты А[льбины] В[икторов]ны, я написал 6 стр. объяснительной записки и “сжег все мосты”»^[424].

К особо выдающейся роли Ярошевского в торможении книги о Галлере Меркулов возвращался в своих письмах не раз, особенно подробно в поистине трагическом письме от 28 ноября 1978 года. Извиняясь за задержку с ответом на какую-то мою открытку, он сообщил о целом букете болезней – своих и жены, – которые на них навалились.

«“Корабль течет и мчится на рифы”, как сказал бы бывалый морской волк. Душевная депрессия Альбины <…> сопровождается частыми взрывами – потоком упреков в неустроенности жизни. Отказы в отдельной однокомнатной квартире в нашем же доме в 4-х инстанциях в августе 1977 г. были смягчены потоком лицемерных словес «гуманных администраторов», смысл которых краток: «не надейся и не жди!»

Альбину очень взволновало и поведение М. Г. Ярошевского – ответ[ственного] редактора моей рукописи «А. Галлер». Как Вы помните, благодаря Вашему посредничеству^[425] я сочинил рецензию на рукопись A. M. Брагина «Сеченов». По-видимому, это сотрудник Ярошевского. Он мне звонил и настаивал на том, чтобы я признался, что «перегнул палку и загубил ценное произведение». Я отказался. Но в мае 1976 года Ярошевский предложил мне писать на паях солидную работу на 20 печ[атных] листов: «Школа И. П. Павлова», и на странных условиях: я сочиняю основную часть, получу гонорар, но книга должна выйти только под фамилией Ярошевского. Мне еще не доводилось быть ландскнехтом у феодалов мира сего! Я отказался и высмеял его.