Читать книгу - "Жизнь Шарлотты Бронте - Элизабет Гаскелл"

Остаюсь искренне Ваш,

К. Белл.

Мисс Бронте, как видим, по-прежнему желала сохранить свое инкогнито и настаивала на этом при публикации «Шерли». Ей даже казалось, что в новом романе женская рука менее заметна, чем в «Джейн Эйр». Вот почему, когда появились первые рецензии, утверждавшие, что загадочный писатель – на самом деле женщина, она была очень расстроена. Особенно ей не нравилось, если критики снижали критерии, по которым оценивали литературное произведение, исходя из того, что его автор женщина. Тогда похвалы мешались с псевдогалантными намеками на ее пол, и это обижало Шарлотту больше, чем прямое осуждение.

Однако столь ревностно охраняемая тайна все равно стала явной. Публикация «Шерли», похоже, укрепила убеждение публики в том, что автор – житель тех мест, где развивается действие романа. Один сообразительный уроженец Хауорта, который приобрел капитал и поселился в Ливерпуле, прочитал роман и заметил в нем упоминание знакомых имен и географических названий. Узнал он и диалект, который периодически использовал автор романа. Все это привело его к убеждению, что произведение написано кем-то из жителей Хауорта. Но никого в деревне нельзя было в этом заподозрить, за исключением мисс Бронте. Обрадованный своей догадкой, этот читатель обнародовал свои подозрения (граничившие с уверенностью) на страницах ливерпульской газеты. Так тайна стала медленно выходить наружу. Во время визита в Лондон, который совершила мисс Бронте в конце 1849 года, эта тайна стала общеизвестной. У Шарлотты сложились прекрасные отношения с издателями; они помогали скоротать длинные скучные одинокие часы, столь часто выпадавшие в последнее время на ее долю, тем, что присылали ей целые коробки книг, которые куда больше соответствовали ее вкусам, нежели те, что она брала в передвижной библиотеке в Китли. Мисс Бронте часто писала на Корнхилл нечто подобное нижеследующему249:

Меня чрезвычайно заинтересовали книги, присланные Вами: «Разговоры Гёте с Эккерманом», «Догадки об истине»250, «Друзья в совете»251, а также небольшая книжка об английской светской жизни – последняя понравилась мне особенно. Мы иногда прикипаем душой к книгам, как к людям, – не оттого, что они проявляют блестящий интеллект или несходство с другими, но оттого, что находим в них нечто доброе, утонченное и подлинное. Полагаю, эта брошюра написана дамой, причем очень доброжелательной и тонко чувствующей, – оттого она мне и понравилась. Вы можете пока не думать о новых книгах для меня: мой запас еще далеко не исчерпан.

Я принимаю Ваше предложение, касающееся «Атенеума»252: эту газету я буду читать с удовольствием, если пересылка не очень Вас затруднит. Я буду возвращать ее очень пунктуально.

В письме к подруге Шарлотта жалуется на недомогание, которое ее почти никогда не отпускает.

16 ноября 1849 года

Не надо думать, что персонажи «Шерли» – это буквально срисованные с натуры портреты. Писать таким образом означало бы выступать против законов искусства и собственных чувств. Мы всего лишь позволяем природе подсказывать, но никогда не разрешаем диктовать. Мои героини – это некие отвлеченности, как, впрочем, и герои. Те человеческие качества, которые я наблюдала, любила, которыми восхищалась, я вставляю здесь и там как украшения, как драгоценные камни, чтобы они сохранились в этой оправе. Но раз ты утверждаешь, что можешь распознать прототипов почти всех героинь, то прошу тебя сказать: кто же, по твоему мнению, изображен в образах обоих Муров? Посылаю тебе пару рецензий253. Первая, из «Экземинер», написана Олбани Фонбланком, которого называют самым блестящим публицистом нашего времени: его критические вердикты высоко ценят в Лондоне. Другая, из «Стэндарт оф фридом», написана Уильямом Ховиттом, квакером! <…> Мое самочувствие было бы совсем хорошо, если бы не головные боли и не расстройство желудка. Грудь болит в последнее время гораздо меньше.

Измученная столь длительным недомоганием – утомляемостью, головными болями и тошнотой, к которым любой, даже самый краткий, выход на холод добавлял еще хрипы и боли в груди, – Шарлотта решила, что ей нужно отправиться в Лондон и проконсультироваться с врачом, больше ради отца, чем ради себя, и уничтожить зло в зародыше. Она уже не в первый раз собиралась в путешествие. На этот раз уговоры друзей-издателей убедили Шарлотту, и она согласилась принять приглашение мистера Смита и поселиться у него в доме. Прежде чем отправиться, она написала два весьма показательных письма относительно «Шерли», из которых я приведу несколько отрывков.

«Шерли» продвигается вперед. Рецензии следуют одна за другой. <…> Самая лучшая критика из до сих пор опубликованного появилась в «Ревю де Дё Монд»254 – это нечто вроде европейского «Космополитэн», который издается в Париже. Сравнительно мало рецензентов, даже из числа тех, кто хвалит роман, проявляют глубокое понимание авторского замысла. В отличие от них Эжен Форсад, автор рецензии, о которой я пишу, следует за Каррером Беллом во всех поворотах сюжета, различает все нюансы и оттенки и демонстрирует прекрасное владение предметом. Этому человеку я с удовольствием пожму руку при встрече. Я скажу ему: «Вы знаете меня, мсье, и для меня большая честь узнать вас». Не могу сказать того же о большинстве лондонских критиков. Наверное, такое можно сказать не более чем о пятистах мужчинах и женщинах из миллионов жителей Великобритании. Но все это не важно. Моя совесть спокойна, и если мне доведется понравиться только Форсаду, Фонбланку и Теккерею, то мои амбиции будут полностью удовлетворены. Я довольна и сейчас, потому что сделала все, на что способна. Я не учительница: оценивать меня с этой точки зрения – заблуждение. Учить – не моя стезя. А что я такое, говорить бесполезно. Те, кого это касается, сами поймут и сделают выводы. Для всех прочих я останусь малоизвестным и мало меняющимся частным лицом. Для тебя же, дорогая Э., я хочу быть настоящей подругой. Пришли мне весточку дружбы, а без восторгов я легко обойдусь.

26 ноября

Это вполне в твоем духе: объявить, что рецензии недостаточно хороши. Вполне соответствует той особенности твоего характера, которая не позволяет безоговорочно одобрить ни одного твоего платья или украшения. Знай же, что рецензии великолепны, и если бы я осталась ими недовольна, то была бы самолюбивой кривлякой. Ничего лучше никогда не говорилось совершенно незаинтересованными людьми о ныне живущих писателях. Если ничего не случится, я поеду на этой неделе в Лондон – в среду, вероятно. Портниха управилась с моими маленькими заданиями очень хорошо, но мне хотелось бы, чтобы ты увидела ее произведения и вынесла приговор. Я просила, чтобы платья были самыми простыми.

В конце ноября Шарлотта отправилась в «большой Вавилон» и там сразу погрузилась в водоворот событий. Все перемены мест, встречи и прочее, казавшиеся пустяками другим, для нее были необычны. Как это часто бывает с людьми, поселяющимися в чужом семействе, она поначалу побаивалась своих хозяев, полагая, что дамы смотрят на нее хоть и уважительно, но не без опасений. Однако через несколько дней это чувство практически исчезло: простота, скромность, сдержанность, хорошие манеры мисс Бронте растопили лед отчуждения. По ее словам, хозяева стали относиться к ней с симпатией, а она платила им тем же, ибо «доброта побеждает сердца». Она отказалась от многочисленных встреч: уединенная жизнь, которую она вела, приучила избегать новых знакомств, и это свойство сохранилось у мисс Бронте на протяжении всей жизни. Но в то же время ей хотелось воочию увидеть тех, чьи сочинения ее занимали. В соответствии с этим посетить ее был приглашен мистер Теккерей. Однако получилось так, что Шарлотта отсутствовала бо́льшую часть утра и пропустила время ланча. В йоркширском пасторате она привыкла к ранним приемам пищи, и изменения в распорядке дня привели к тяжелой и утомительной головной боли. Кроме того, волнение, вызванное предстоящей встречей, возможностью сидеть рядом и слушать человека, на которого она взирала с таким восхищением, – автора «Ярмарки тщеславия», – было само по себе слишком сильным испытанием для ее хрупких нервов. Вот что мисс Бронте писала о последовавшем вскоре обеде.