Читать книгу - "Весна Византии - Дороти Даннет"

Он говорил спокойно и с достоинством, и Грегорио ничего не оставалось, как ответить:

― Я благодарю вас за предложение, но, право, мы ничего ни от кого не скрываем. Возможно, вы лучше поймете наши мотивы, если я напомню вам о втором браке демуазель. Нам показалось разумным удалить Катерину от Николаса и даже от возможных известий о нем.

― Так она не с Николасом? ― удивился Ансельм Адорне.

Такое стряпчему и в голову не могло прийти. Неудивительно, что сей разговор имел место в рабочем кабинете.

― Значит, ходят такие слухи? ― уточнил Грегорио.

― Сожалею, но да, ― подтвердил Адорне. ― Как вам известно, он всегда был юношей, не чуждым плотских утех. Говорят, девочка искренне им восхищалась. Имея корабль, деньги и наследницу, Николас может не пожелать возвращаться домой, покуда жива его супруга. Конечно, демуазель в отчаянии… Но ведь она знает, что с делами в Брюгге вы можете управиться и без нее.

Грегорио готовился к разговору, полному намеков и недосказанностей, ― а в него словно бы выстрелили из пушки.

― Мне легко опровергнуть все эти домыслы, мессер Адорне, ― заявил он. ― Попросите Лоренцо Строцци показать вам письма его матушки из Флоренции. Там нет ни слова насчет Катерины. К тому же… она, конечно, славная девочка, но неужели вы думаете, что ради нее одной Николас согласился бы бросить и жену, и все, чего он добился в Брюгге?

Адорне пожал плечами.

― Я пересказываю вам лишь то, что говорят люди. Разумеется, сам я не думаю, что он предал бы друзей и супругу. Тем не менее, у меня есть причины для волнения. Насколько мне известно, основные доходы от соглашения по квасцам поступают на счет Николаса в Венеции, и эта сумма будет расти год от года. Разумеется, до той поры, пока кто-нибудь другой не обнаружит эти залежи, и тогда Венеция прекратит платить вам за молчание.

Грегорио с невозмутимым видом продолжал потягивать вино. Конечно, все как обычно, свелось к квасцам… Белый порошок, без которого невозможно красить ткань… До той поры, пока Оттоманская империя не даровала Венеции франшизу, Генуя держала мировую монополию на первоклассные квасцы. Затем кампания Шаретти обнаружила залежи этого минерала в папских владениях и продала эту информацию Венеции в обмен на их молчание. Венеции, заклятому врагу Генуэзской Республики…

Уставившись в свой бокал, Грегорио гадал, каков истинный смысл речей Адорне. «Скажи мне, где расположены залежи квасцов, и я признаюсь, кто стоит за Пагано Дориа»? Или, возможно: «Мы хотим получать более дешевые квасцы, иначе мы отправимся к папе и подскажем ему, где искать месторождение. На деньги от этой находки он может отвоевать Константинополь…»

Стряпчий промолчал, но Адорне заговорил сам, как будто прочел его тайные мысли.

― Должен признать, я немного завидую Николасу, который благодаря своим талантам немало обогатит и компанию Шаретти, и венецианцев с флорентийцами. Брюгге ― наш дом, но родина моя в Генуе, а там сейчас далеко не все ладно. Деньги пригодились бы нам, чтобы купить свободу.

― Но ведь у вас есть дешевые квасцы, ― возразил Грегорио. ― Николас договорился об этом с Генуей. Их посланник, Проспер де Камулио, принял соглашение. Если бы монополию получил папа римский, вы оказались бы в куда худшей ситуации.

Адорне отставил свой бокал в сторону.

― Главное, чтобы Господь был на нашей стороне. ― Внезапно он улыбнулся. ― Ну, разумеется, квасцы ведь есть и в Себинкарахисаре. Все зависит от того, кто вспомнит о них первым: Пагано Дориа или Николас.

* * *

Прощаясь с хозяином дома, Грегорио с удивлением обнаружил, что у него подкашиваются ноги. Редко когда в последнее время кто-то мог играть с ним на равных, и тем более переиграть его с такой легкостью.

Сейчас же стряпчий гадал, не мог ли Адорне, прежний союзник Шаретти, теперь принять сторону их противников. Нужно было тщательно взвесить каждое слово и попытаться прийти к каким-то выводам. По крайней мере, во время этого разговора никто не упоминал о лорде Саймоне и о путешествии в Сент-Омер. Грегорио объяснил всем вокруг, что собирается туда по делам и, разумеется, чтобы встретиться с посланцем из Трапезунда.

― Так он вас еще не навещал? ― поинтересовался Адорне. ― Разумеется, вам следует познакомиться с Алигьери. И, раз уж мы заговорили о нем, то зайдите также к Просперу де Камулио. Это очень неглупый человек. Он близко связан с дофином и может быть полезен в делах.

Поблагодарив за совет, Грегорио задумался, зачем Адорне сказал ему об этом. Сам он вовсе не собирался встречаться с де Камулио, поскольку не ожидал услышать от него ничего нового. С делами компании после отъезда Николаса он прекрасно справлялся и сам. Конечно, не добавлял ничего нового, зато оттачивал и усовершенствовал все прежние начинания. Возможно, люди вокруг полагали, что Грегорио слишком дорожит столь неожиданно доставшейся ему властью. Вероятно, именно поэтому никто не стремился помешать встречам малышки Тильды с тем шотландцем. Ведь Тильда была наследницей, подобно Катерине.

Однако Грегорио никогда не упускал из виду, что рано или поздно истинные хозяева компании ― демуазель де Шаретти и Николас, вернутся домой. Он никогда не покушался на то, что не принадлежало ему по праву и, возможно, был одним из немногих, кто в действительности представлял себе, каких высот со временем может достичь Николас. Грегорио не отличался чрезмерной скромностью, однако хорошо знал свое настоящее место.

Они с Адорне до дна осушили сирийский кувшин с вином, и стряпчий убедился, что слухи, ходившие о способностях его собутыльника, оказались чистой правдой. У него самого под конец язык начал здорово заплетаться на сложных словах. Чтобы наказать себя за слабость, он спросил, что означает арабская надпись на кувшине. «Вечная слава, процветание и удача во всех делах», ― так там говорилось. Грегорио высказал пожелание, чтобы слова эти в полной мере относились к хозяину дома.

― Хотя бы до той поры, пока цела эта глина, ― любезно ответил ему Адорне.

А ведь они пользовались этим кувшином каждый день… На подгибающихся ногах, Грегорио, погруженный в задумчивость наконец вернулся восвояси.