Читать книгу - "День Восьмой - Торнтон Уайлдер"

Лет двадцать тому назад, в свой медовый месяц в заснеженном, обледенелом Нью-Йорке, Юстэйсия увидела однажды в магазинной витрине копию «Благовеста» Милле. И ей показалось, что ничего лучше этой картины не может создать человеческий гений, что мир и покой навсегда поселятся в доме того, кому она будет принадлежать. А в соседней витрине красовалась алебастровая модель Тадж-Махала. Она никогда даже этого слова не слышала, но на плакатике рядом можно было прочесть всю историю сооружения знаменитого мавзолея — памятника супружеской любви. Благодаря хитроумному осветительному устройству он представал перед зрителем то будто на заре, то в лучах яркого полуденного солнца, то при лунном свете. «Как хорошо иметь много денег, чтоб можно было приобретать подобные сокровища», — подумала она тогда. Лишь много позже к ней пришло понимание, что прекрасное существует не для того, чтобы обладать им, но чтобы смотреть на него и радоваться красоте. В «Сент-Киттсе» она научилась справляться с внезапными приступами гнева. И вот теперь, в Форт-Барри, исцелилась от тягостного завистливого чувства.

Вторым другом Джорджа стала Ольга Сергеевна Дубкова. Она часто бывала в «Сент-Киттсе», когда он подрастал; потом в один прекрасный день высказала в лицо Брекенриджу Лансингу все, что думала по поводу его обращения с сыном, и ушла, гневно хлопнув дверью. Но до того она много часов провела с Юстэйсией и Фелиситэ у манекена и в увлекательных разговорах о клиньях, кокетках, оборках и рюшах. В иные вечера, если точно известно было, что хозяин дома вернется поздно, удавалось уговорить ее остаться к ужину. Поначалу младшие дети насупливались, когда приходила «тетя портниха», но прошло несколько времени, и они уже скучали без нее. Очень уж интересные вещи она рассказывала о своем детстве в далекой России. Воспитанием юных графинь, Ирины и Ольги, занимались гувернантки — француженки, англичанки и немки. Родители заходили в детскую под вечер, перед тем как переодеваться к обеду. Правда, два раза в месяц девочки получали приглашение по всей форме отобедать с отцом и матерью внизу. Известно было, что на балах, раутах и когда просто кто-нибудь гостил в доме разговор велся исключительно по-французски. Но с дочерьми во время семейных обедов родители говорили по-русски. И беседа никогда не касалась гувернанток, соседей, мелочей повседневной жизни. Мать говорила о дальних странах, о знаменитых художниках и музыкантах. Отец рассказывал детям о чудесах природы — кометах, вулканах, о великих открытиях, совершенных великими людьми: о паровой машине Джеймса Уатта, об оспенных прививках доктора Дженнера, о первых полетах на воздушном шаре. Больше всего говорилось о России, ее истории, ее величии, ее священном предназначении и ее будущем, которое удивит весь мир. Но никогда речь не заходила о возможных изменениях существующего в России порядка. Об этом отец впервые заговорил, когда семья уже была за границей.

Вот эти все разговоры и пересказывала мисс Дубкова, ужиная в «Сент-Киттсе», — про дальние страны, про великих художников, про лампочку Эдисона и первую говорящую машину, про то, что было найдено при раскопках в Помпеях. И еще мисс Дубкова умела тонко и ненавязчиво выражать свое восхищение хозяйкой дома. Как гордился Джордж, слыша лестные слова, адресованные его матери. Глаз не отрывал от ее лица, ища подтверждения, что и она слышала их, что она поняла. Иногда Ольга Сергеевна заговаривала даже о Лансинге — как он, мол, популярен в городе и какое положение занимает. А со временем дошла наконец очередь и до России, ее истории, ее величин, ее священном предназначении и ее будущем, которое удивит мир. Она рассказывала о великом русском царе, построившем свою столицу на болотах, и о другом царе, который дал свободу рабам; о гении Пушкина, о безграничных просторах и красоте своей родины.

Джордж спросил:

— Мисс Дубкова, а на каком языке говорят в России?

— На русском.

— Пожалуйста… пожалуйста, скажите мне что-нибудь по-русски.

Мисс Дубкова помолчала, внимательно вглядываясь в него, потом заговорила на чуждом его уху языке. Он слушал как зачарованный.

— Что это вы сказали, мисс Дубкова?

— Я сказала: «Джордж, сын Брекенриджа» — так у нас обращаются друг к другу взрослые люди. «Ты юн, но на душе у тебя нерадостно, потому что ты не нашел еще того дела, которое должно стать делом всей твоей жизни. Но ты найдешь его и будешь служить ему преданно, честно и бесстрашно. Бог перед каждым из людей поставил одну главную задачу. Мне кажется, та, которую предстоит решать тебе, потребует много мужества, много стойкости; путь твой будет нелегок, но ты победишь».

Она замолчала, молчали и все остальные. Джордж словно окаменел. Энн смотрела на брата круглыми глазами, словно никогда раньше его не видела. Наконец она первая нарушила тишину:

— А почему все это вы знаете, мисс Дубкова?

— Потому что Джордж мне напоминает моего отца.

Так началась эта странная дружба между головорезом-подростком, которому еще не минуло шестнадцати, и пятидесятилетней старой девой, русской эмигранткой. Началась и быстро стала крепнуть — и в беседах за ужином, и в других, что велись после ужина в гостиной. Правда, были в ней свои подъемы и спады, потому что подросткам, как молодым зверькам, свойственно вдруг охладевать к тому, что, казалось, захватило их целиком. Кроме того, возникали естественные перерывы — когда Джордж уезжал в очередную школу. Кто знает, не нарочно ли он добивался исключения, чтобы вернуться к застольным рассказам мисс Дубковой.

— Мой отец бежал из России под самым носом разыскивавшей его полиции. Он сбрил бороду и усы, сбрил даже брови. Переоделся в женское платье и вместе с нами примкнул к толпе женщин, шедших на богомолье. Мы пели псалмы и просили подаяния на дорогах. Мы были увешаны образками. Я показывала Фелиситэ некоторые из тех образков.

— Да, я видела…

— Мать в пути заболела. Мы купили двухколесную тележку и катили ее перед собой. У нас были вшиты в одежду деньги, но, чтобы не возбуждать подозрений, мы, как все, просили подаяния и на ночлег останавливались в монастырях.

— А за что вашего отца разыскивала полиция? — спросила Энн.

— У нас в доме был установлен подпольный типографский станок. Отец печатал на нем листовки.

— Что такое «листовки»?

— Да замолчи ты! — прикрикнул Джордж.

— Он считал, что единственная возможность спасти Россию — это свергнуть царскую власть. И надеялся так подготовить народ, чтобы переворот мог совершиться бескровно. Во всех русских городах, больших и маленьких, действовали его единомышленники. Но под конец он понял, что одними листовками дела не сделаешь. Люди читали их, а предпринимать ничего не предпринимали. Я часто слышала от отца фразу: «Русский человек любит разговорами отделываться от решений». И тогда он задумал другое.

Слушатели, затаив дыхание, ждали. А мисс Дубкова вдруг размахнулась и словно с силой швырнула что-то через всю комнату.

— Что это вы сделали, мисс Дубкова? — спросила Энн.

— Замолчи! — крикнул Джордж.