Читать книгу - "Виктор Лягин. Подвиг разведчика - Александр Бондаренко"

Честно говоря, советский агитпроп, то есть структуры, занимавшиеся идеологической работой — их деятельность возглавлял Отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), а затем ЦК КПСС, — дело свое знали, как говорится, туго. Именно его стараниями Гражданская война — самая страшная и кровавая страница советской истории — превратилась в прекрасную романтическую сказку. Вспомним хотя бы песню про «комиссаров в пыльных шлемах», которые «склонятся молча» — ну и т. д… Не знаем, насколько это было честно, но наши мастера искусств — даже те, которые вскорости стали клеймить «сталинизм», предавая анафеме советскую власть и всех большевиков оптом и в розницу, — славили эту «единственную Гражданскую» талантливо и самозабвенно, словно бы не зная или не задумываясь о ее сущности и трагедии. Целые поколения советских людей воспитали именно на таких песнях, на кинофильмах и книгах, на той самой «революционной романтике»!

А в доме, где жил Витя Лягин, участники и герои этой войны (это сейчас мы считаем, что в Гражданской войне не могло быть героев — но тогда так никто не думал) были повседневными и желанными гостями. Как положено ветеранам, они часто вспоминали молодость, проведенную в боях и походах, в борьбе за «рабочее дело», в правоте которого не имели никаких сомнений. И, конечно же, вечерами, собравшись за столом, хором пели военные и революционные песни — признаем, что песни Гражданской войны гораздо более подходили для хорового исполнения, нежели песни Великой Отечественной. (Если вспоминать свое далекое детство, то за столом у деда, участника нескольких войн, начиная с Гражданской, чаще всего звучали «Там вдали, за рекой…» и «Мы красные кавалеристы…» — но это уже личные воспоминания автора.) Вот и Виктор очень любил слушать эти песни и сам с удовольствием их исполнял.

В общем, совсем не случайно работала Анна Александровна в филиале Музея Ленина, в создании которого она принимала самое горячее участие.

К сожалению, сейчас сложно сказать, кто тогда посещал дом Александровых — Лягиных. С точностью можно назвать лишь одно имя: Мария Степановна Бакшис, сотрудница Особого сектора Ленинградского областного и городского комитетов ВКП(б) — под таким суровым названием значилась канцелярия обкома и горкома. В книге «Право на бессмертие» про нее сказано так: «По соседству жила ближайшая подруга хозяйки квартиры — Мария Бакшис, лично знавшая Феликса Эдмундовича Дзержинского, Розу Люксембург. Эта женщина часто приходила на Спасскую, 6, и, кто знает, может быть, ее рассказы о Феликсе Дзержинском запали в душу Виктора и сыграли свою роль, когда ему пришлось решать “делать жизнь с кого”. Во всяком случае, именно Мария Степановна Бакшис впоследствии рекомендовала комсомольца Лягина в партию».

Прочитаешь — и кажется, что всё замечательно, всё, как говорится, в лучших традициях. Старая большевичка, рассказы о Дзержинском, рекомендация в партию… Звучит, можно сказать, благостно. Вот только кто бы тогда знал, по какому «минному полю» прошел Виктор Лягин по причине этой самой партийной рекомендации!

Ну, его-то судьба нам хорошо известна. А вот Мария Степановна, скромная служащая обкомовского секретариата, пережила в городе на Неве блокаду — и потом, в 1945 году, в январе, была привлечена по делу «антисоветской националистической группы литовцев». Сложно сказать, насколько она являлась «литовской националисткой», но известно, что товарища Сталина она очень не любила, не стеснялась называть его «тотальным властелином» и «всесоюзным самодержцем» и критиковать проводимую им внутреннюю политику. Но Марии Степановне повезло: в конце войны властям оказалось абсолютно не до нее — тут и победная эйфория, и память о недавно пережитой блокаде, так что «сигнал», очевидно, не был воспринят должным образом, и она отделалась, как говорится, легким испугом. Что там было в итоге, вдаваться не станем, ибо это может уж слишком далеко увести нас от темы повествования… По крайней мере, известно, что в конце 1960-х годов Бакшис торжественно отпраздновала свое девяностолетие. Так что, скорее всего, ее просто убрали из «аппарата», да и позабыли, и тем самым, возможно, спасли от приснопамятного «ленинградского дела», которое раскрутили в 1949-м. Но тот факт, что рекомендацию для вступления в партию чекист получил от подобного человека, мог иметь весьма негативные последствия. В России ведь, как говорится, «от сумы и от тюрьмы…» — вне зависимости от того, кем ты был совсем еще недавно.

Но пока что все было просто замечательно! Интересная, насыщенная жизнь и прекрасные люди вокруг. Так чаще всего представляется в молодости, да и время было такое — время подъема, ожидания, надежд и искренней веры. Тем более — в Ленинграде, «второй столице», «культурной столице», «городе трех революций».

А вот что, уже поступив в Политехнический институт, писал Виктор о своем участии в общественной жизни в соответствующей анкете — она датирована 1 сентября 1929 года — в пункте 18 «Общественный стаж»:

«Кооператив школьный организовал…»

Подробно об этом мы ничего не знаем, хотя известно, что заработанные деньги уходили на помощь малоимущим ученикам.

Далее в анкете указывается:

«В комсомоле: беспрерывно в продолжение последних 3-х лет отв<етственный> секретарь к-ва <коллектива>, член Райкома ВЛКСМ с 1927 г.».

Учебу, комсомольскую и общественную работу Виктор сочетал и с самым настоящим пролетарским трудом — он так и написал в «Опросном листе для вновь поступающих в Высшие Учебные заведения в 1929 году»: «Работать начал с 1926 года; летом работал, зимой учился». Там же, в графе 7, «Профессия и специальность», он указывает «Старший рабочий на строительных работах».

Правда, в известном нам уже «Личном листке студента» Лягин пишет, что он состоял в профсоюзе строителей с 1925 по 1927 год. Скорее всего, в первом случае, говоря про 1926 год, он ошибся, ибо и в автобиографии, датированной 7 апреля 1938 года, указывается: «Каждое лето до 1927 года работал рабочим на предприятиях Ленинградстроя — плотничал». Понятно, что речь идет не об одном-двух годах. Есть у нас также и характеристика, не имеющая датировки, — она подписана директором института и заведующим тамошним отделением машинных двигателей. В характеристике значится: «Социальное положение — рабочий плотник^[8]. Работал 3 года». Подтверждается это и сведениями, изложенными в «Личном листке по учету кадров». В разделе 6 — «Основная профессия» (кстати, там, в скобках, следует очень интересное уточнение: «занятия для членов ВКП(б) к моменту вступления в партию, а для беспартийных — к моменту начала работы в советских учреждениях») указано точно так же — «плотник». Ну а что тут удивительного? В 1925 году школьнику Лягину было уже шестнадцать, и в те времена очень многие ребята такого возраста трудились на стройках, фабриках и заводах, на колхозных полях, даже не помышляя о получении среднего образования. Ну а он, как и указал в анкете, учился и работал… Парень физически был очень развит, притом что семью его вряд ли можно было назвать хорошо обеспеченной в материальном плане. Тем более что в 1927 году скончался главный ее кормилец — Александр Ильич. В общем, как говорится, всё одно к одному…