Читать книгу - "Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев"

Братья царицы, то ли действительно опасаясь, что царь не выживет, то ли развивая интригу, предложили ему написать духовную и потребовать, чтобы все бояре, а главное – двоюродный брат царя – удельный князь Владимир Старицкий присягнули их племяннику, младенцу Димитрию.

Трудно сказать, насколько сам Иван Грозный опасался своей смерти…

Скорее всего, и опасения были, было и желание испытать бояр, но главное, очень хотелось избавиться от опеки слишком мудрого Алексея Адашева, слишком прозорливого протопопа Сильвестра… Мысль шурьев Ивану Грозному понравилась.

Насколько велик был страх перед шурьями, показывает донос окольничего Михаила Михайловича Салтыкова на князя Дмитрия Ивановича Немого-Оболенского, сказавшего Салтыкову:

– Бог знает, что делается! Нас бояре приводят к присяге, а сами креста не целовали, а как служить малому мимо старого? А ведь нами владеть Захарьиным.

– Я вас привожу к крестному целованию, велю вам сыну моему Дмитрию присягнуть, а не Захарьиным! – вкрадчиво увещевал бояр Иоанн Грозный. – Но более с вами я не могу много говорить. Дмитрий и в пеленах для вас есть Самодержец законный, но коли вы не имеете совести, то будете ответствовать Богу…

– Мы не целовали креста, – попытался отговориться осторожный князь Иван Михайлович Шуйский, – потому что Государя не видели перед собою… Как присягать, если Государя тут нет?

Ну а отец царского любимца Алексея Адашева окольничий Федор Адашев отговорок искать не стал.

Приведение бояр к присяге во время болезни царя Ивана Грозного в 1553 г. Миниатюра Царственной книги. XVI в.

– Тебе, государю, и сыну твоему царевичу князю Дмитрию мы усердствуем повиноваться, – сказал он. – Другое нас заботит… Сын твой еще в пеленках, а владеть нами будут Захарьины – Данила братиею. А мы ведь от боярского правления уже в твое малолетство беды видели многие!

Шум возник немалый.

Князья Иван Федорович Мстиславский, Владимир Иванович Воротынский, Дмитрий Федорович Палецкий целовали крест Дмитрию. А с ними и Иван Васильевич Шереметев, и Михаила Яковлевич Морозов, и дьяк Иван Михайлович Висковатый, и, конечно же, Захарьины – Данило Романович и Василий Михайлович.

Беспрекословно присягнул, к огорчению Захарьиных, и Алексей Федорович Адашев, разгадавший направленную против него интригу.

Однако Захарьины поспешили донести царю, что принимал присягу Алексей Адашев с неохотою, а протопоп Сильвестр и вообще попытался защищать от нападок бояр князя Владимира Андреевича Старицкого.

Это известие и огорчило Иоанна Грозного, и порадовало…

Обидно было, что любимцы, которых он и поднял к вершинам государственного управления и которые только ему обязаны были всем, что имели, с неохотою поддержали его… Ну а порадовало тем, что теперь у него появилось моральное право избавиться от опеки, отдалиться от высокомудрых друзей. На что нужны друзья, когда рядом шурьи есть?

Между тем удельный князь Владимир Андреевич Старицкий прямо отрекся целовать крест.

– Знаешь сам, что станется на твоей душе, – сказал ему Иоанн Грозный. – Если не хочешь креста целовать, мне до того дела нет.

И когда ушел брат, обратился Иоанн Васильевич к боярам:

– Бояре! Болен я, мне уж не до того, а вы, на чем мне и сыну моему Димитрию крест целовали, потому и делайте. Если станется надо мною воля Божия и умру я, то не забудьте, на чем вы мне и сыну моему крест целовали. Не дайте сына моего извести, лучше бегите с ним в чужую землю, куда Бог вам укажет…