Читать книгу - "Вивальди - Вирджилио Боккарди"

Лавка цирюльника на площади Брагора заметно расширилась, ибо Джован Баттиста отныне не только брил и возился с причёсками как юных, так и расставшихся с молодостью венецианок, но и освоил искусство изготовления париков. Это занятие стало весьма прибыльным особенно после того, как дож Корнер взял в привычку показываться на людях в парике на французский манер. Джован Баттиста крутился как белка в колесе, стараясь поспеть всюду: цирюльня, занятия с сыном, должность главного скрипача в оркестре Сан-Марко и отдельные выступления в театрах и богоугодных заведениях города. Диву даёшься, как у него хватало сил и времени для любовных утех! А синьора Камилла рожала чуть ли не каждый год. В апреле 1697 года у Антонио появился на свет ещё один братик, которому дали имя Изеппо Гаэтано в честь умершего от оспы год назад Изеппо Санто.

Но и Антонио зря время не терял. Несмотря на мучительные приступы удушья, которые порой приходилось ему испытывать, он перешагнул через начальные ступени церковного послушания и успешно выдержал строгий экзамен на вступление в завершающий этап пострига перед возведением в сан священника. Помимо знания всех церковных служб, воздержания и неукоснительного следования правилам монашеской аскезы соискатель обязан каждодневно читать молитвослов. Но чтобы получить на этом пути первый сан поддьякона, необходимо обладать недвижимостью с годовым доходом в 80 дукатов или другим источником получения денег. Семья Вивальди такими средствами не располагала да и не могла их иметь при всём своём желании. Как же быть? Решено посоветоваться с новым настоятелем Сан-Джованни ин Брагора доном Лоренцо Тоньяна. Чтобы дети не мешали разговору, прелата приняли по-домашнему на кухне, где Камилла что-то стряпала для своего многочисленного семейства. Усадив гостя за стол, Джован Баттиста предложил стаканчик игристого просекко. Выслушав сетования родителей и смакуя вино, дон Лоренцо пояснил, что не стоит беспокоиться за дальнейшую судьбу Антонио, так как Венеция располагает давнишней привилегией принимать в священнический сан некоторых соискателей, не имеющих 80 дукатов годовых, ad titulum servitutis ecclesiae.

— Святой отец, — взмолилась Камилла, — ради Христа, объясните простым языком! Нам ли знать вашу латынь?

Тогда дон Лоренцо толково разъяснил, что в таких случаях семинариста приписывают к одной из приходских церквей, которая берёт на себя все расходы по его содержанию, и обещал похлопотать за Антонио.

Вскоре при содействии дона Лоренцо Антонио вновь оказался в церкви Сан-Джеминьяно на Сан-Марко, но уже на полном её попечении, а в апреле 1699 года был возведён в чин поддьякона.

Однако близко знавшим его людям было не совсем понятно: что же сильнее притягивало юного Антонио — музыка или служение церкви? Чему он полностью отдавался душой? Сейчас невозможно на это дать определённый ответ. Ясно лишь одно: при его слабом здоровье такая двойная нагрузка давалась ему с трудом. Его интересовали занятия по теологии в Сан-Джеминьяно и так называемые уроки «совести», на которых затрагивались вопросы морали, заставлявшие его глубоко задумываться над ними. Но едва кончались занятия, как он торопился домой, уединялся в своей каморке и записывал в нотную тетрадь переполнявшие его звуки, забывая обо всём на свете и о полученных знаниях на уроках. Музыка заполняла его, и он целиком пребывал в её власти.

18 сентября 1700 года Антонио был возведен в чин дьякона и переведён на службу в Сан-Джованни ин Олео. Но его продвижение по иерархической лестнице шло крайне медленно. Прошло почти полтора года, прежде чем ему присвоили это звание, что и явилось причиной сетований дона Лоренцо:

— Вы только посмотрите, сын аптекаря почти священник, а он ведь ровесник вашего Антонио!

И всё же ворчливый прелат отлично знал, что в отличие от своих сверстников юный Вивальди питал глубокую страсть к музыке, которая ему так пригодится в его будущей пасторской деятельности. Он и теперь был лучшим учеником по предмету григорианское пение, а его ненасытное любопытство ко всему новому, что появлялось в музыке, не могло не поражать окружающих. В Венеции было немало священников-музыкантов. Например, дон Пьетро Скарпари, служивший в той же церкви Сан-Джованни ин Олео. Он считался добрым пастырем, умеющим сочетать небесное и земное. Антонио внимательно к нему приглядывался и вбирал в себя всё то, что могло ему пригодиться для первой в жизни самостоятельной мессы. Ещё немного усилий, и он придёт к заветной цели, лишь бы астма оставила его в покое и не отнимала силы. Однако после очередной службы он всё чаще уносился в мыслях к театру, который оставил неизгладимое впечатление, и, словно испугавшись своих греховных мыслей о мирском, скорее брался за молитвенник.

В дни карнавала Антонио как-то вернулся ранее обычного со службы. Заметив удручённый вид сына, Камилла налила ему кофе и потребовала рассказать подробно, что стряслось. Оказывается, во время проповеди настоятеля о греховности нравов в дни карнавальных празднеств в церковь ворвались шестеро молодых людей в масках и, несмотря на гневные возгласы прихожан, устроили дебош, вступив в перепалку с самим проповедником.

— Да как же они посмели так вести себя в храме? — возмутилась Камилла, слушая рассказ сына. — Богохульников следует привлечь к ответу!

Как пояснил Антонио, подоспевшие стражи порядка силком выдворили дебоширов из церкви. Однако теперь придётся вновь освящать осквернённый храм, а потому его возведение в сан отодвигалось на неопределённое время. Камилла была в отчаянии. Рушились её надежды поскорее увидеть своего первенца в сутане священника.