Читать книгу - "Великие умы России. Том 5. Анатолий Александров - Анастасия Самойленко"

Эти качества руководителя и организатора, использующего не силу, а убежденность в том, что каждый человек может принести пользу делу, у Курчатова были совершенно поразительными. Они сочетались с постоянной приподнятостью, веселостью, заразительной целеустремленностью. Работа с ним всегда была сопряжена со смехом и шутками, розыгрышами и в то же время всегда была напряженной, собранной, увлекательной.

В это время новым для Игоря делом было приобщение к инженерно-техническим вопросам. Проектирование совместно с А. И. Алихановым и Д. В. Ефремовым циклотрона Физтеха, строительство его, участие в создании ускорителя типа Кокрофта-Уолтона, ускорителя типа Ван де Граафа дали Курчатову исходные инженерные навыки, которые позже оказались ему необходимыми.

А. П. Александров и И. В. Курчатов за дружеской беседой, 1950-е гг.

В это время был тяжелейший период войны – казалось, что совершенно невозможно практически решить задачу создания ядерного оружия в таких условиях. Но Курчатов был Курчатов, он взялся за это дело, вошел в него весь, и вскоре мы почувствовали первые результаты его деятельности. С фронта и со всех концов Союза были направлены в распоряжение Игоря Васильевича многие его бывшие сотрудники и специалисты из других организаций. В Москве вместо временного пристанища в Пыжевском переулке стал создаваться под скромным названием «Лаборатория измерительных приборов Академии наук – ЛИПАН» крупный институт, теперешний Институт атомной энергии имени И. В. Курчатова.

В конце 1942 года Игорь Васильевич приехал в Казань, и, отметив изменения в его внешности, мы стали называть его Бородой. Я думаю, что борода, сильно старившая прекрасное молодое лицо Игоря, облегчала контакты с людьми старшего возраста – ему было всего 39 лет, он был очень моложав, пока не завел бороду. В ответ на наши шуточки он смеялся, говорил, что дал обет не бриться, пока не решит задачу. Хотя стиль поведения Игоря, обращения с людьми был такой же, как и раньше, замечалась происходившая в нем глубокая душевная перестройка. При его крайне развитом чувстве ответственности за дело новая задача легла на него огромным грузом. Неудачных этапов не могло быть, нужно было каждый сложный этап решать всеми возможными путями, чтобы в конечном счете была гарантия положительного решения. Было ясно, что страна, создавшая первой крупное ядерное вооружение, будет препятствовать другим странам в решении этой задачи. Поэтому перед Курчатовым стояла задача не только создать ядерное оружие, но и вооружить им нашу страну, в то же самое время как Германия или США вооружатся им, несмотря на, несомненно, опережающий темп разработки оружия в этих странах.

Его чрезвычайно слаженная работа с назначенными на это дело руководителями промышленности (бывшими частенько в довольно сложных отношениях друг с другом) привела к тому, что заводы, загруженные изготовлением военных заказов, брались за выполнение заказов по небывалым техническим условиям на новую для них продукцию для Бороды.

Как только у него складывалось убеждение, что какая-то часть задачи в принципе решена и не требует для завершения его прямого участия, он передавал ее другим и только время от времени проверял, как развивается дело. И стиль обращения его с людьми существенно изменился – появились жаргонные словечки «физкульт-привет», «отдыхай» и т. д. Он теперь привык к много большей, чем раньше, требовательности, прививая своему окружению высокое чувство ответственности.

Пожалуй, именно 1943 год явился решающим не только в войне, но и в атомной проблеме. Началось изучение поглощения нейтронов в графите, разработка методов получения графита необходимой чистоты и соответствующих методов контроля».

Неожиданно Курчатов вызвал двух ученых – Александрова с Кобеко – в Москву. Таинственный и занятой, Борода попросил их дождаться его возвращения. Своей жене он строго-настрого наказал не давать гостям ничего, кроме чая. Когда Курчатов вернулся, он сообщил двум ученым, что утром следующего дня они должны прибыть в Главное управление. На вопросы своих друзей Игорь Васильевич отвечать отказался.

Утром Александров с Кобеко оказались в кабинете у Б. Л. Ванникова – заместителя Берии по атомным делам, который отвечал за техническую часть проекта. У Анатолия Петровича сразу же сложилось впечатление, что под видом напускной веселости и остроумия скрывался серьезный специалист, который хорошо ориентировался в порученной ему отрасли. Он довольно долго и вдумчиво разговаривал с физиками, спрашивал о технических подробностях их работ, поинтересовался, ведут ли они специальную документацию, и отпустил их домой. Растерянные после этой встречи, где им ничего толком не объяснили, ученые поехали к Курчатову. Борода только посмеялся над пересказом разговора с Ванниковым, который в основном состоял из фирменных анекдотов наркома, но ничего конкретного тот не сказал. Александров с Кобеко так и уехали в ЛФТИ, не понимая что к чему.

Наконец для советского народа настало счастливое время – вся страна праздновала великую Победу. Наступил момент наградить тех, кто своим трудом приближал этот день. Отметили и участников работ по размагничиванию: Анатолий Александров получил орден Ленина, Игорь Курчатов – Красного Знамени, ученые, которые входили в их группы, тоже были представлены к наградам. Сотрудникам ЛФТИ полагался заслуженный отпуск, но не все захотели им воспользоваться: Курчатов отказывался даже думать об отдыхе, пока не выполнит свое главное дело. Близился самый сложный и в то же время самый интересный этап работы над «Атомным проектом». Из стадии теоретических и лабораторных разработок проект плавно переходил в стадию промышленного и инженерного заказа. Его научный руководитель Игорь Курчатов был в постоянных разъездах: он привлекал новых специалистов, новые институты и новые заводы к этой работе.

Окончательно судьба «Атомного проекта» решилась в июле 1945 года, когда в США провели первые испытания атомного оружия. В кулуарах Потсдамской конференции президент Трумэн сообщил об этом Сталину: «Впервые в Соединенных Штатах испытано оружие невиданной силы и мощности, которому нет аналогов в мире». В это время за реакцией Сталина должен был наблюдать Черчилль. Так как лицо советского лидера не выражало никаких эмоций, зарубежные политики сделали вывод, что он не понял, о чем идет речь. Однако Сталин прекрасно осознавал, насколько серьезную угрозу представляла монополия на атомное оружие в руках Соединенных Штатов. Когда он вернулся с конференции, работы по «Атомному проекту» стали вестись в несколько раз активнее.

С П. Л. Капицей

Описанные выше события предшествовали разговору ученых с Ванниковым. Через некоторое время Александров выяснил, зачем его вызывали в столицу. Наверху приняли решение перевезти его лабораторию из Ленинграда в Москву, а самого Анатолия Петровича назначить директором Института физических проблем (ИФП). Бывший директор московского института П. Л. Капица попал в немилость к всесильному министру внутренних дел Лаврентию Берии. На одном из заседаний спецкомитета чиновник невежливо повел себя с ученым. Такого Капица стерпеть не мог, поэтому и решил написать длинное письмо Сталину. В нем Петр Леонидович раскритиковал стиль работы Берии, а также попросил освобождения от участия в спецкомитете. Чтобы письмо не показалось кляузой, академик просил показать его лично Берии. Просьбу ученого выполнили, но вместе с освобождением от должности в комитете он лишился и своего института. По тем временам это было довольно мягким наказанием, ведь открытый конфликт с влиятельным политиком мог иметь куда более серьезные последствия. Академика сослали на дачу в Подмосковье, лишив возможности заниматься делом всей его жизни – наукой.