Читать книгу - "Первая мировая война. Миссия России - Дмитрий Абрамов"

— Позвольте войти и принять участие в вашем, такскать, собрании, господа-офицеры? — пьяно и наигранно, но не теряя чувства меры, спросил Пазухин.

— Не паясничай, корнет, ты уже вошел. Кого это ты опять притащил? — спросил молодой голубоглазый, светловолосый поручик с аккуратными усиками.

— Ба, артиллерист-реалист! И ты здесь? Каким ветром тебя занесло к нам, батенька? — вдруг поднявшись со скамьи, весело, пьяно и громко приветствовал и вопросил, узнав Кирилла, поручик Новиков.

— Да, господин-поручик, и я вот он… приказ капитана Горста… — отвечал слегка растерявшийся Космин.

— Плюнь ты на эту ученую немчуру, унтер! Проходи, присаживайся, — указал поручик на свободную скамью у стола.

— Господа! Прошу любить и жаловать. Унтер-офицер Космин. Пока — унтер! Человек молодой, но образованный, реалист. Ко всему столбовой дворянин. Словом, нашего поля ягода. Но главное — хороший картограф и не робкого десятка. Видел его в разведке. Помог вынести раненого гусара под огнем противника. Кстати, карты он для Горста рисовал. Видали, что сделала с австрийскими пушками 1-я батарея? Иначе бы нам в этой атаке… — продолжал Новиков.

— Господин-поручик, Валентин Николаевич, это уже давно всем ясно! Проходи к столу, Космин, присядь, выпей с нами. Да налейте же ему, поручик, — хлопнув по эфесу своего клинка ладонью, обратился Пазухин к другому белокурому с усиками офицеру с тремя звездочками на погонах.

— Проходите, проходите к столу, молодой человек, — повелительно пригласил Кирилла самый старший в компании по званию, черноволосый, усатый ротмистр с лысиной. Космин повиновался. Снял с плеча и прислонил винтовку к стене недалеко от входной двери. Затем снял фуражку, перекрестился на образа, стоявшие в восточном углу, расстегнул крючки и распахнул ворот шинели, подошел к столу.

— Будьте знакомы! Поручик Шабельский Андрей Ростиславович, — представил молодого белокурого офицера корнет.

Тот склонил голову и кивнул Кириллу. Космин отвечал поклоном.

— С Валентином Николаевичем тебя, унтер, знакомить второй раз не стану, в разведке друг на друга успели наглядеться, — продолжал Пазухин.

— Рад вас приветствовать и видеть в здравии, господин поручик, — с улыбкой сказал Кирилл, обращаясь к Новикову.

Тот хмельно кивнул головой.

— Ну а это наш Денис Давыдов — гордость всего полка, командир 4-го эскадрона, гроза австрийцев, настоящий гусар, герой и рубака, пьяница и поэт, герой не только на войне, но и среди слабого пола — ротмистр Гаджибеклинский Руслан Исаевич, — представил старшего офицера корнет.

Космин поклонился. Лысый ротмистр сдержанно отвечал тем же.

Самогонка между тем незаметно, будто сама собой, уже разлилась по стаканам.

— За знакомство, господа!

«И кто только успевает ее наливать? Словно какая-то волшебная рука, какой-то джинн из “Тысячи и одной ночи” банкует это зелье. Впрочем, мусульмане не пьют», — подумал про себя Космин и послушно взял предложенный ему стакан.

— За удачный день и успешную атаку!

— За наше оружие! — выкрикнул корнет, целуя голомень клинка, слегка вытянутого из ножен.

— Во здравие! И дай, Бог, не последнюю!

— За то, что бы эта война скорей закончилась, и чтобы нас любили женщины!

«Видел бы меня Горст!» — вновь пришла мысль Космину, когда он поднес хмельное к губам.

Пять стаканов сомкнулись, звякнули. Крепкий самогон покатился в глотки и желудки, щекоча, обжигая спиртом и ароматом сивухи слизистую.

Пазухин проглотил, слегка икнул и занюхал рукавом шинели. Новиков крякнул. Шабельский пару раз тряхнул и покрутил головой. Новоявленный Денис Давыдов глубоко выдохнул, закрыл рот тыльной стороной ладони и вытер черные усы. Космин же, округлив и слегка вытаращив глаза, застыл в ожидании, когда провалится… Не успел он прийти в себя, как почувствовал, что корнет сунул ему под нос старый и морщинистый соленый огурец. Поблагодарив того поклоном головы, Кирилл взял огурец пальцами и откусил кусочек.

— А что ж, Космин, это вы нанесли австрийскую батарею на карту-двухверстку Горста? — спросил Шабельский.

— Да, это моя работа, господин поручик.

— Мы с вами не в строю. Не надо формальностей. Довольно имени и отчества.

— Да, Андрей Ростиславович.

— Что ж, очень недурно-с! — вставил «Денис Давыдов».

— Еще бы, ротмистр. Ваш 4-й эскадрон шел как раз на левом фланге, и австрийские пушки били по нему прямой наводкой. 1-я батарея вам и вашим людям прямо-таки жизнь спасла! — вставил поручик Новиков.

— Кто бы спорил, Валентин Николаевич. Но 4-й эскадрон первый ворвался в деревню и выбил от туда противника, — парировал Гаджибеклинский.

— Господа, позвольте узнать, а каковы вообще потери с обеих сторон? — поинтересовался Космин.

— Еще по одной, и вы все узнаете о нашей диспозиции, господин унтер, — с улыбкой произнес раскрасневшийся Пазухин.

Космин успел заметить, что тот разливал самогон по стаканам.

«Вот кто исполняет обязанности джинна. Впрочем, несложно было догадаться», — подумал Кирилл.

— Не вынимай клинка без команды и не гони коня, корнет, — вставил Новиков.

— Как можно, господин поручик.

— Вы готовы слушать, унтер? — спросил, нахмурившись, Шабельский.

— Весь внимание, — отвечал Космин, пьянея.

— На правом фланге, как раз когда ваша батарея ударила по австрийским орудиям, наш полк напоролся на сильный пулеметный и ружейный огонь противника. Во 2-м и 1-м эскадронах большие потери. В полку сразу потеряли 14 гусар. Царство им небесное. Раненых, включая тяжелых, — 30 человек. Многие, возможно, не выживут, или уже отходят… — мрачнея, продолжал поручик.

— Боже правый, — тихо промолвил Кирилл, крестясь.

— Словом, почти половина эскадрона легла под их огнем, — отметил Шабельский.

— Тяжело ранен навылет в грудь полковой адъютант поручик Изюмов, — добавил Новиков.

— Но зато легко ранен в голову корнет Пазухин, отделавшийся легким испугом в штаны, — пошутил сам про себя молодой гусар.

— Будет тебе паясничать, не к месту, корнет, — урезонил захмелевшего Пазухина Шабельский.

— Лошадей жалко. Пало 65 коней, — отвечал Пазухин, отправляя в горло новый стакан самогона.

— Ты что это, корнет, пьешь один и не предупреждая? — спросил Новиков.

— За помин души, Валентин Николаевич, пьют молча и не чокаясь.

— Да, помяни их, Господи! — угрюмо произнес Шабельский.

Все строго и молча опрокинули стаканы.

— Но и мы потом расквитались. Выбили австрийцев с позиций и из трех населенных пунктов. Гнали их почти три версты, изрубили до 2 рот. Гусары насчитали порубанных и пострелянных около 350 человек, — подвел итог «Денис Давыдов».