Читать книгу - "Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств - Эдуард Владимирович Тополь"

трехэтажного здания, увенчанного куполом с часами, – служащие вышли на обеденный перерыв и отправились кто домой, кто на соседний Солдатский рынок, кто в ближайшие духаны и кафе. А двое – молодой грузин Гиго Кастардзе и русский Вознесенский – пересекли большую и оживленную Эриванскую площадь, заполненную пешеходами, конными экипажами и ослиными повозками, и вошли под тень таверны «Тилипучури». Здесь их ждал друг их детства Иосиф Джугашвили, юношеские стихи которого они знали наизусть еще в пору совместного обучения в Тифлисской духовной семинарии. За обильным грузинским столом, после традиционных тостов за встречу, дружбу, поэзию, замечательных учителей Духовной семинарии и новорожденного Якова Джугашвили, Вознесенский и Кастардзе сообщили Иосифу о том, что 13 июня 1907 года, утром, из почтового отделения конным экипажем будет доставлена в банк крупная партия денег – миллион рублей!

Когда беглец, врагом гонимый,

Вновь попадет в свой скорбный край,

Когда, кромешной тьмой томимый,

Увидит он солнце невзначай…

Через несколько дней на Тифлисском железнодорожном вокзале Иосиф Джугашвили и Симон Тер-Петросян встретили московский поезд, которым прибыл богатый господин Леонид Борисович Красин, заведующий Петербургской кабельной сетью «Общества электрического освещения» (и руководитель подпольной Боевой технической группы). С помощью нанятых носильщиков Красин, Джугашвили и Тер-Петросян приняли из грузового вагона прибывший с господином Красиным багаж – завернутые в мягкую холстину большой бархатный диван, мягкие кресла, пуфики и прочие мебельные аксессуары. На Вокзальной площади под присмотром Красина, Кобы и Камо дюжие носильщики осторожно погрузили эту мебель в два грузовых фургона, после чего эти фургоны в сопровождении фаэтона с Красиным, Кобой и Камо покатили по Тифлису к дому Камо (Тер-Петросяна)…

Тогда гнетущей душу тучи

Развеют сумрачный покров,

Надежда голосом могучим

Мне сердце пробуждает вновь…

Ночью в закрытом сарае, при свете керосиновой лампы, Камо аккуратно распаковывал прибывшую мебель и извлекал из дивана бомбы-гранаты, изготовленные питерской лабораторией Боевой технической группы Леонида Красина. Достав из бархатного дивана очередную бомбу, Камо попробовал установить к ней детонатор, но сделал что-то не так, и бомба взорвалась у него в руках. Взрывом отбросило Камо на пол, опалило лицо, поранило правую руку и повредило глаз. Разбуженная Софья, подруга Камо, выскочила из дома и вбежала в сарай, ахнула, подняла Симона и увела промывать раны…

Стремится ввысь душа поэта,

И сердце бьется неспроста:

Я знаю, что надежда эта

Благословенна и чиста!

Глава 4.

Знаменитое ограбление

С раннего утра 13 июня 1907 года, двадцать одетых по-крестьянски заговорщиков во главе с Бачуа Куприашвили заняли таверну «Тилипучури», выходящую на Эриванскую площадь в центре Тифлиса.

Красивые большие часы над зданием Государственного банка показали 10:30 утра.

Пация Голдава, юная и смелая, но больная чахоткой красотка-революционерка, стоя у Пушкинского сада, в нескольких кварталах от Эриванской площади, увидела, как от двухэтажного здания Тифлисского почтамта отъехал почтовый дилижанс в сопровождении фаэтона с вооруженными солдатами и окруженный конными казаками. Две минуты назад в этот дилижанс сели кассир Государственного банка Курдюмов и счетовод Головня с двумя опечатанными брезентовыми тюками с деньгами. Рядом с ними устроились двое охранников с винтовками.

Пация взмахнула газетой, подав сигнал боевику Степко Кицкирвелли, который, стоя в двух кварталах от нее, таким же способом передал сигнал Аннете Суламидзе, стоявшей у Эриванской площади, а Аннета, в свою очередь, – боевикам Бачуа Куприашвили в таверне «Тилипучури». Боевики вышли из таверны и рассредоточились по площади.

Когда почтовый дилижанс в сопровождении фаэтона с вооруженными солдатами и окруженный конными казаками выезжал на многолюдную Эриванскую площадь, с другой стороны на эту площадь въехал открытый фаэтон, в котором сидел капитан кавалерии в новеньком офицерском мундире. Судя по его виду, он только что вышел из госпиталя: на лице свежий рубец от ранения, один глаз закрывала повязка, правая рука на перевязи. Неудивительно, что его фаэтон, управляемый левой рукой, «случайно» перегородил путь банковскому дилижансу.

В тот же миг Бачуа Куприашвили выстрелом из пистолета дал своим боевикам сигнал к атаке, те открыли ураганный огонь по конным казакам, а с крыши соседнего трехэтажного особняка Иосиф Джугашвили швырнул в них бомбу. Пыль, грохот стрельбы, крики раненых, рев испуганных ослов, ржанье лошадей и звон разбитых оконных стекол заполнили все вокруг. Разрядив свои револьверы и убив несколько лошадей и казаков, боевики Куприашвили стали метать бомбы в охранников, которых испуганные лошади понесли с площади. От взрывов этих бомб вылетели стекла в окнах домов в радиусе мили вокруг, кареты и повозки унеслись в разные стороны, испуганные жители спрятались в домах и в подвалах.

Като Сванидзе, жена Кобы-Джугашвили, стоявшая с трехмесячным Яшей на балконе своего дома, в ужасе от грохота взрывов бросилась обратно в дом. Как писала потом грузинская газета «Исари», «никто не мог сказать, был ли страшный грохот результатом стрельбы из орудий или взрыва бомб… звук вызвал панику везде… во всём городе люди побежали. Повозки и телеги скакали прочь».

Сидя на крыше трехэтажного особняка князя Сумбатова-Южина, Коба спокойно закурил папиросу. Сверху ему было хорошо видно все происходящее: и то, что почтовый дилижанс с деньгами еще не взорван, и что бухгалтер и счетовод из этого дилижанса сбежали, а перепуганная лошадь понесла его с площади в сторону Солдатского базара. Это могло сорвать всю операцию, но Бачуа Куприашвили и еще один налетчик Датико Чибриашвили не растерялись, бегом помчались в погоню за деньгами. В конце площади спортивный Бачуа догнал дилижанс и швырнул бомбу под ноги лошади. Взрывом дилижанс опрокинуло, лошадь убило, а самого Бачуа, оглушенного, отбросило в сторону. Деньги снова могли ускользнуть от экспроприаторов, если бы не Датико Чибриашвили. Не обращая внимания на неподвижно валявшегося командира, Датико вытащил из опрокинутого дилижанса два тяжелых брезентовых тюка с деньгами и потащил их с площади.

Конечно, с такой тяжестью далеко бы он не ушел, поскольку в шести кварталах от площади полицейские офицеры, услышав взрывы, выскочили из полицейского управления и уже садились на коней.

Но тут к Датико подлетел на своем фаэтоне Камо, с неожиданной для раненого силой выхватил у него оба брезентовых тюка с деньгами, закинул их в свой фаэтон и, стеганув коня, помчался по улице. Нахлестывая коня, он на бешеной скорости выехал прямо на полицейских во главе с конным ротмистром Балабанским, которые мчались к Эриванской площади. Камо, однако, не растерялся: он поднялся на сидении и, указав на тюки с деньгами, крикнул полицейским: «Господа! Деньги спасены! Скачите на площадь!» Быстро отдав ему честь, ротмистр Балабанский