Читать книгу - "Всеволод Большое Гнездо из рода Мономаха. Византийские уроки Владимирской Руси - Анатолий Вершинский"

Есть еще один аргумент в пользу «греческого» происхождения второй жены Юрия Долгорукого, довольно неожиданный и достаточно спорный. Е. В. Пчелов, специалист в области генеалогии и геральдики, отмечает: «В этом контексте любопытно предположение о том, что на известной иконе Дмитрия Солунского (ныне в собрании Третьяковской галереи) изображен Всеволод Юрьевич, чьи византийские черты лица резко контрастируют с половецким антропологическим типом Андрея Боголюбского, выявленным в процессе реконструкции М. М. Герасимова»^[69] (и, добавим, с мадьярским типом Мануила I Комнина, смуглолицего сына венгерской принцессы, – мнимого деда Всеволода).

Икона, о которой идет речь, была обнаружена в 1919 г. в подмосковном городе Дмитрове, в нижней церкви Димитрия Солунского Успенского собора. Устная легенда связывала ее с личностью великого князя Всеволода Юрьевича, в крещении Дмитрия. Действительно, большинство исследователей датировало икону концом XII – началом XIII в., то есть временем княжения Всеволода Большое Гнездо. Да и сам город Дмитров – изначально крепость, основанная по случаю его рождения и названная в честь его небесного покровителя. Известие об этих событиях содержит Тверская летопись: «О Дмитрѣ. Въ лѣто 6663. Сущу князю Георгію Суждальскому Володимеричу въ своей области на рѣцѣ на Яхромѣ и сь княгинею, и мѣсяца октобря 19 день родися ему сын Дмитрій, и нарече ему имя Всеволодъ, и постави на томъ мѣстѣ въ имя его градъ, и нарече его Дмитровъ»^[70].

Учитывая время создания и место нахождения иконы, некоторые ученые предположили, что она представляет собой княжеский портрет. Такого мнения, в частности, придерживался Д. С. Лихачев: «Со стендов Третьяковской галереи смотрит на нас выразительное изображение известного всем по “Слову” Всеволода Большое Гнездо – в образе Дмитрия Солунского (святого патрона этого князя)»^[71].

Специалисты в области иконописи относятся к изложенной версии скептически: средневековые каноны не допускали портретного сходства изображаемого святого с конкретным человеком. «Более того, даже иконный образ самого святого отнюдь не является его портретом. Поэтому весьма опрометчиво усматривать в лике Дмитрия Солунского лицо Всеволода III»^[72]. Но те же исследователи отмечают, что дмитровская икона «стоит особняком в иконографии Дмитрия Солунского. И лик, и поза, и жест святого необычны для иконных образов христианского воителя»^[73]. Особенно выделяется в их ряду лик: св. Димитрий изображен с усами и небольшой бородкой – вовсе не так, как на других иконах, где он представлен безбородым и безусым юношей. И тот факт, что иконописец отступил от канонического образа святого, внес в его лик особенности облика православного воина-мужа, говорит об исключительности стоявшей перед художником задачи. Учитывая личность заказчика, можно понять и содержание этой задачи. Разумеется, речь не идет о портрете в понимании живописцев более поздних эпох. Но типологическое сходство изображенного на иконе святого воина с нареченным его именем князем (соответствие этнического типа, православного обличия, даже характера – чего стоит полуобнаженный меч в руке Димитрия!) вполне могло иметь место.

В связи с этим достойно упоминания и другое живописное произведение – так называемая Ктиторская композиция, фреска, размещенная в аркосольной нише в юго-западном углу церкви Спаса Преображения на Нередице^[74]. Согласно атрибуции Ю. Н. Дмитриева, эта композиция могла быть создана около 1246 г., то есть примерно полувеком позже других фресок храма, построенного в 1198 и расписанного в 1199 г.^[75]; на ней в образе предстоящего перед Христом храмоздателя (ктитора) увековечен, по мнению исследователя, князь Ярослав Всеволодич; заказал же фреску в год его кончины, разумеется, сын Ярослава – Александр Невский, в ту пору новгородский князь^[76].