Читать книгу - "В глуби веков - Любовь Воронкова"

Македоняне кричали и бесновались по ту сторону стены. Но чем больше спешили, стараясь взобраться на стены, тем хуже ладилось дело. Наконец, взбираясь и по лестницам, и по крюкам, вбитым в стену, и становясь друг другу на плечи, они начали массой валиться со стен внутрь крепости. Увидев, что царь лежит неподвижный и окровавленный, они подняли крик и плач и с яростью бросились на маллов. Они стали тесной стеной вокруг царя, закрывая его щитами. Маллы сгрудились около них. Началась битва насмерть.

Тем временем македоняне, оставшиеся снаружи, били бревном в ворота крепости. Ворота долго держались. И когда маллы внутри крепости уже начали теснить македонян, ворота рухнули и вместе с ними рухнула часть стены. Македонские отряды лавиной ворвались в крепость. Маллы были разбиты.

Царя вынесли из крепости без сознания, распростертого на щите. Александр был жив. Он пришел в себя, открыл глаза, увидел стрелу, торчащую в груди, и Фердикку, склонившегося над ним. Он смутно слышал, что кто-то в смятении зовет врача…

Преодолевая боль и дурноту, Александр приказал Фердикке надрезать рану и вытащить стрелу. Фердикка осторожно надрезал рану своим мечом и, крепко ухватив стрелу, выдернул ее. Кровь хлынула, заливая грудь, и Александр снова потерял сознание.

Македоняне, видевшие это, опять подняли крики отчаяния: они решили, что царь умер.

Эту весть — царь умер! — из-под стен крепости маллов привезли войскам Гефестиона, стоявшим лагерем при слиянии рек Гидраота[66] и Акесина. Лагерь пришел в смятение. Встревоженный Гефестион тут же послал гонцов узнать, что случилось с царем.

— Наш царь умер! Александр убит! Умер Александр! Умер! Убит!..

Черная тень смерти шла по лагерю. Воинов охватили страх и растерянность.

— Кто поведет войско дальше?

— Как мы дойдем до Македонии из этой чужой, враждебной и такой далекой земли?

— На пути у нас реки… Как мы перейдем их без Александра?

— Как мы справимся с варварами, которые теперь нападут на нас, — ведь Александра нет, им некого уже бояться!

Но вот словно заря засветилась среди черной ночи — Гефестиону привезли письмо от Александра.

— Вот он сам пишет вам, воины, сам, своей рукой. Он жив, он скоро вернется в лагерь!

И хотелось верить, и боялись верить. Обрадоваться и обмануться — это еще тяжелее. Ведь письмо могли написать и сами его телохранители… Войско по-прежнему волновалось.

Александр велел везти себя в лагерь.

Его перенесли на корабль и положили в палатку, поставив ее на корме. Александр лежал — у него не было сил встать, кружилась голова.

Весь лагерь стоял на берегу, когда подошла триера Александра.

Гефестион и Неарх вышли вперед, с тревогой следя глазами за медленно идущим кораблем. Они не видели на борту Александра. Снова гул рыдания и горя прошел по войскам — везут тело царя!

Александр услышал это. Он приказал убрать палатку, чтобы все видели его. И когда триера наконец пристала к берегу, он, приветствуя войско, поднял и протянул к ним руку. Радостный вопль взорвался над берегом. Царь жив! Царь вернулся к ним!

Александр, еле передвигая ноги, вышел на берег. Щитоносцы принесли ложе, чтобы отнести царя в лагерь. Но он отказался.

— Коня!

И войско увидело его на коне. Крик торжества пронесся над рекой. Воины кричали, ликовали, били в щиты. Они шли за царем до самого шатра. Александр сошел с коня, из последних сил стараясь держаться твердо, направился в шатер. Воины ликовали. Его спасение — их спасение. Воины были убеждены, что никто, кроме Александра, не сможет привести их обратно домой из этого страшного похода.

Войдя в шатер, Александр свалился в изнеможении. Врачи приняли его, обмыли и перевязали рану, наложили целительные припарки. Успокоенный и счастливый, Александр наконец остался в благоуханной тишине шатра.

Царь тяжело болел. Но как только рана закрылась и перестала кровоточить, он уже снова сидел на коне.

Александр не торопился в обратный путь. Прежде чем уйти, он решил исследовать судоходность великой реки Инда: эту реку он уже включил в свою необъятную державу.

Теплое февральское небо проливало золотой свет на цветущие берега Инда. Корабли подняли паруса, сразу отбросившие разноцветные отражения в ультрамариновую воду реки. Гребцы взялись за весла.

Царь долго стоял на корме. Здесь, при слиянии пяти восточных рек, в прекрасном месте, где широкий Панджнад впадает в Инд, по воле Александра поднялся город. Еще одна Александрия. Еще одна крепость македонского царя, поставленная на завоеванной земле. Александрия на Инде… Царь задумчиво смотрел, как удаляется берег и на нем желтые, еще не достроенные городские стены, маленькие новые дома, намечающие улицы… Эллинский город. Его город.

Снова мерный плеск весел, ритмичные возгласы келевстов[67], крылатый шум парусов… Невиданной силы растительность, огромные, с многочисленными воздушными корнями странные деревья, пальмы с роскошными резными кронами, мелькающие среди темной зелени рыжие обезьянки, яркие голубые и красные птицы, взлетающие над ветвями, — все это медленно проходило перед глазами македонян, как длительный полуденный сон.

Александр, скрывшись от зноя в тихую глубь корабля, позвал к себе флотоводца Неарха, Онесикрита — кормчего своей царской триеры, позвал географов и землемеров, которые сопровождали войско…

На столе лежала новая географическая карта.

— Когда-то персидский царь Дарий, сын Гистаспа, как вам всем известно, послал Скилака из Карианды по этому пути, — сказал Александр. — Скилак проплыл по всему Инду, вышел в Океан, прошел в Красное море, приплыл к побережью Египта. Значит, мы сможем сделать то же самое.

— Как верить этому человеку? — возразил Неарх, сдвинув свои широкие черные брови. — Ведь он много написал всякой ерунды. Где эти одноглазые люди? Где эти одноногие, которые заслоняются своей ступней от солнца?

— Как знать? — ответил ему Онесикрит. — Может, мы просто не видели того, что он видел. Или ему рассказывали…

— Эти географы и путешественники, к сожалению, много напутали, — сказал Александр. — Вот и Гекатей пишет: население многочисленное и воинственное. Это правда. Но он же выдумал, что здесь муравьи почти с лисицу ростом и что они добывают из земли золотой песок!

— Я тоже слышал об этих муравьях! — живо возразил Онесикрит. — Царь, это такая страна, где все возможно!

— Мы достаточно глубоко прошли по этой стране, чтобы увидеть и муравьев, и одноглазых, и одноногих, — рассердился Неарх, — но мы их не видели. Ктесий, как теперь нам стало ясно, тоже немало наболтал чепухи! Мы должны сами все увидеть и написать о том, что видели. Это наше дело — прокладывать дорогу.