Читать книгу - "Наказание жилищем. Жилищная политика в СССР как средство управления людьми. 1917-1937 - Марк Меерович"

Ликвидируя жилищно-арендную кооперацию, уничтожая ее как помеху в осуществлении государственной жилищной политики, власть передает ее полномочия в деле распоряжения и управления жилищем государственным структурам — местной советской и исполнительной власти: «упразднить жилищно-арендную кооперацию — ЖАКТ и их союзы... Передать дома, находящиеся в пользовании жилищно-арендной кооперации, в непосредственное управление местных Советов и государственных предприятий»^[1021].

Ликвидируя жилищную кооперацию, власть вынуждена реорганизовать полностью всю структуру органов управления жилищем, в которую жилищная кооперация была непосредственно и плотно включена. При этом не только преобразуется состав субъектов распоряжения и пользования жилищем, но и изменяется роль и функции каждого из них. В частности, не только изменяются условия существования того массива жилища, который еще недавно назывался «жилищно-арендная кооперация», но того, который продолжает именоваться «закрепленным жилищем».

Соответственно трансформируется и роль администрации государственных предприятий и учреждений в отношении закрепленного за ней жилого фонда, потому что параллельно с ликвидацией жилищной кооперации происходит перемещение структурообразующего начала централизованной системы властного управления жилищем от ведомственной структуры (то есть от наркоматов и красных директоров) к советской структуре (местным советам и местным исполнительным комитетам). Эта переориентация является в определенной мере следствием тех задач, которые власть с первых дней своего существования возложила на ведомства и которые они реально оказались не способны выполнять, — задач использования жилища, как одного из основных средств проведения репрессивной политики центральной власти.

Ведомственная структура оказалась менее эффективным элементом репрессивного аппарата, нежели местная власть, прежде всего потому, что руководство и сотрудники ведомств часто оказываются связанными тесными коллективистскими и дружескими отношениями с теми лицами, которые подпадают под принудительные воздействия посредством жилища. Трудо-бытовые коллективы, которые так старательно и довольно успешно формировала все эти годы власть и на которые она возлагает теперь обязанности первичных органов в оказании общественной поддержки карательной машине, оказываются обладающими еще и другими свойствами, подталкивающими их к действиям не только в том направлении, которое ждет от них власть, — гневные осуждения жертв политических репрессий, собрания, резолюции, голосования, исключения, подписания писем протеста и проч., но и в диаметрально противоположном. Коллективистские отношения, которые власть целенаправленно формировала в контексте дисциплинарного воздействия на членов трудо-бытовых коллективы и пыталась использовать для принуждения к требуемому образу поведения и трудового действия (публичные осуждения, проработки, «воспитательная» работа, вторжение в личную жизнь, порицания и похвалы и проч.), оказывается, имеют и другие качества, также возникшие внутри трудо-бытовых коллективов на основе совместной деятельности и совместных коммунально-бытовых процессов. Наряду с отправлением внешнего ритуала коллективы неявно, скрыто проявляют неформальные отношения поддержки, помощи, взаимовыручки, сострадания и т. п. Они проявляются в попытках сотрудников смягчить меры, применяемые властью к семьям уволенных (арестованных) коллег — задержать выселение их семей из квартиры, помочь избежать ареста членам семьи коллеги за счет переселения их в другое ведомственное жилище, обойти закон, лишающий семью уволенного продуктовых карточек, подселить семью арестованного сотрудника на другую жилплощадь и т. д. Эти отношения оказываются серьезной помехой в репрессивной политике власти.

Общероссийский масштаб ведомств, разбросанность подведомственных предприятий по всей территории страны позволяют родственникам уволенного «уходить от правосудия». Например, арестовали человека где-нибудь в Воркуте или на Сахалине, а его семья, оказывается, имеет закрепленную за ним (как за специалистом) по постановлениям СНК СССР и СНК РСФСР^[1022], а также постановлениям НКВД^[1023] квартиру где-нибудь в Москве или

Ленинграде. Причем в соответствии с некоторыми постановлениями^[1024], жилплощадь сохраняется «на все время работы» и «во всех домах обобществленного сектора, а также частновладельческих домах»^[1025]. И возвращается семья в забронированную квартиру^[1026], и выскальзывает тем самым из-под системы «контроля-подчинения», и скрывается от возможных репрессий.