Читать книгу - "Григорий Распутин - Алексей Варламов"

Позднее эта скандальная история обрастала самыми фантастическими слухами. И вот уже протопресвитер Шавельский писал в свойственном ему несколько развязном тоне:

«Чтобы парализовать влияние Гришки, как обыкновенно в обществе называли Распутина, епископы Феофан и Гермоген провели в царскую семью другого "мастера", "Митю" косноязычного, но Митя скоро провалился, написав на бланке епископа Гермогена какое-то бестактное письмо Государю, обидевшее последнего. Митю больше во дворец не пустили; Гришка праздновал победу^[33]. Решили тогда иначе расправиться с последним. Гришка был приглашен к епископу Гермогену, не прерывавшему еще с ним сношений.

Там на него набросились знаменитый Иллиодор, Митя и еще кто-то и, повалив, пытались оскопить его. Операция не удалась, так как Гришка вырвался. Гермоген после этого проклял Гришку, а Государю написал обличительное письмо. Кажется, главным образом за это письмо еп. Гермогена отправили в Жировецкий монастырь, где он и оставался до августа 1915 года, до занятия его немцами. (Некоторые причиной увольнения Гермогена считали его протест против проекта великой княгини Елисаветы Федоровны о диаконисах, но это неверно: Гермоген пострадал из-за Гришки.)».

Так или иначе, но попытка Гермогена и Илиодора остановить Распутина не удалась так же, как не удалась близкая по времени (осень 1911 года) попытка Феофана. И хотя нет никаких прямых доказательств того, что Феофан и Гермоген координировали свои действия, и никто из историков об этом хронологическом совпадении, насколько нам известно, не пишет, предположение о союзе двух епископов, более других осознающих свою ответственность за появление Распутина при Дворе, представляется вполне логичным. Гермоген выступил в Петербурге, попытавшись применить физическую силу, почти сразу же после закончившейся неудачей мирной миссии Феофана в Ливадии.

Вырубова писала позднее в мемуарах о людях, которые «смотрели на Распутина как на орудие к осуществлению их заветных желаний, воображая через него получить те или иные милости. В случае неудачи они становились его врагами. Так было с Великими князьями, епископами Гермогеном, Феофаном и другими».

По отношению к двум архиереям это в высшей степени несправедливо. В союзе с Распутиным ни Феофан, ни Гермоген никогда не искали личной выгоды, и после разрыва с ним ими двигала не месть, но чувство долга. Однако все, кто шел против сибирского крестьянина независимо от своих мотивов, терпели поражение. Это становилось дурной закономерностью, трагически прерванной лишь на исходе 1916 года.

В отличие от Феофана, фактически сложившего оружие и более в истории с Распутиным никак себя не проявившего, Гермоген еще пытался бороться, но уже не только против Распутина, а отстаивая самого себя. 3 января 1912 года епископ был уволен из Синода. Формальной причиной стало его резкое возражение против предложенного к введению института диаконис (примечательно, что Распутин также выступал против этого нововведения, предложенного Великой Княгиней Елизаветой Федоровной) и против поминовения в православной церкви инославных покойников. Свое несогласие Гермоген выразил в телеграмме на высочайшее имя, однако в данном случае Государь взял сторону не епископа, но Синода и потребовал от Гермогена немедленно вернуться во вверенную ему епархию. Подчиниться этому решению уговаривал попавшего в опалу епископа и ряд иерархов, в том числе и тогдашний архиепископ Кишиневский Серафим (Чичагов). Но Гермоген оставался в Петербурге и давал интервью либеральным газетам, которые еще недавно так резко осуждал.

«Я считаю главнейшими виновниками В. К. Саблера и известнейшего хлыста Григория Распутина, вреднейшего религиозного веросовратителя и насадителя в России новой хлыстовщины <…> Это опаснейший и, повторяю, яростный хлыст <…> Он свой разврат прикрывает кощунственно религиозностью», – говорил он корреспонденту «Биржевых ведомостей» 11 января 1912 года. И, как писали в прижизненной биографии епископа, «в этих беседах заключались резкие осуждения по адресу Святейшего Синода и Синодального обер-прокурора. 15 января Святейшим Синодом предписано было епископу Гермогену отбыть не позднее 16 января во вверенную ему епархию, вместе с иеромонахом Илиодором. Это не было исполнено. 17 января Гермоген был уволен от управления саратовской епархией, с назначением ему пребывания в Жировецком монастыре гродненской епархии».

«Гермоген тут же послал Государю телеграмму с просьбою об аудиенции, намереваясь раскрыть перед ним весь ужас создающегося положения, – вспоминал Коковцов, – а тем временем покровители Распутина, а может быть, сам "старец", поспешили лично передать о всем случившемся. По крайней мере, уже 17-го января днем Саблер получил от Государя телеграмму Гермогена с резкою собственноручного надписью, что приема дано не будет, и что Гермоген должен быть немедленно удален из Петербурга, и ему назначено пребывание где-нибудь подальше от Центра. Смущенный всем случившимся Саблер был у Макарова, потом приехал ко мне посоветоваться, что ему делать, и в тот же день поехал в Царское Село, пытаясь смягчить гневное настроение. Ему это не удалось. В тот же день, около 6-ти часов он сказал мне по телефону, что встретил решительный отказ, что все симпатии на стороне Распутина, на которого – как ему было сказано – "напали, как нападают разбойники в лесу, заманивши предварительно свою жертву в западню", что Гермоген должен немедленно удалиться на покой, в назначенное ему место, которое Саблер выбрал в одном из монастырей Гродненской губернии, где он будет, по крайней мере, прилично помещен, а Илиодору приказано отправиться во Флорищеву пустынь около гор. Горбатова, где и пребывать, не выходя из ограды монастыря, и отнюдь не появляться ни в Петербурге, ни в Царицыне. Физического насилия над Илиодором, а тем более Гермогеном употреблять не позволено, во избежание лишнего скандала, но дано понять, что в случае ослушания не остановятся и перед этим, так как не допускают возможности изменения твердо принятого решения и находят даже, что все явления последнего времени представляются естественным проявлением "слабости Столыпина и Лукьянова, которые не сумели укротить Илиодора, явно издевавшегося над властью"».