Читать книгу - "Честь - Никому! Том 3. Вершины и пропасти - Елена Семенова"

– Владимир Оскарович, на вас последняя надежда! – звучал в голове взволнованный голос Александра Васильевича. Это не пустые были слова. Эта надежда сквозила в голосе его, во взгляде больных, ввалившихся глаз, в том, как поспешно и крепко сжал он обеими руками ладонь Каппеля. Подвести этого человека Владимир Оскарович не мог.

А как же не хотелось взваливать на себя груз командования надо всей армией! Никогда не стремился Каппель к высоким постам. Никогда не искал их. Своё место видел он во главе партизанского отряда, оперирующего в тылу врага, но не одобрили штабные крысы этого плана. И пришлось подчиняться безпланью, пытаясь внести хоть что-то разумное на вверенном участке действий. А участок – ширился! Столько времени не нужны были Волжане, не нужен был Каппель – не вспоминали даже, только отмахивались, а, как припекло, так и занадобился. И, вот, уже бросили на полуразгромленную третью армию, командующий которой, Сахаров, сменил генерала Дитерихса. И довольно бы? Но – нет! Оставление Омска решило судьбу незадачливого оптимиста Сахарова, а заодно и судьбу Владимира Оскаровича.

– Владимир Оскарович, я хочу видеть вас на посту Главнокомандующего взамен генерала Сахарова, – тон адмирала был твёрд, но Каппель всё же попытался отказаться от уготованного ему жребия:

– Ваше высокопревосходительство, есть много командиров старше и опытнее меня. Я неподготовлен к такой большой и ответственной роли. Ваше высокопревосходительство, почему вы мне это предлагаете?

– Потому что только вам, Владимир Оскарович, можно верить…

Сколько горечи было в этих словах! И до чего же должен был разувериться в людях этот благородный человек, именуемый диктатором Сибири? Сколько обманутых надежд должно было лежать за его горькими словами, сколько разочарований, сколько нравственного мученичества. Да ведь столько военачальников вокруг! Неужели некого выбрать? Неужели поверить некому? До сих пор всего-то ничего и виделись. Тогда, в январе, когда Волжане добрались до Сибири, и после – на фронте. Никаких отношений тесных. И вдруг такая вера? От отчаяния была она. Понял Владимир Оскарович, что невольно сделался соломинкой, за которую хватается утопающий. Пожалуй, и не один… Искренне жаль было благородного адмирала, искренне хотелось помочь ему, но сознание своих возможностей мешало по совести принять высокий пост. Принять и провалить дело? И последнюю надежду обмануть?

– Ваше Высокопревосходительство, я с готовностью принял бы кавалерийский полк, но армию…

– Ну, а если вы получите приказ? – голос Александра Васильевича стал резким.

Бесполезно было сопротивляться. Ответил обречённо:

– Приказ я принужден буду выполнить…

Немного разгладилось хмурое лицо Верховного, потеплели страдальческие глаза. Стали обсуждать план дальнейших действий отступающей армии. Не нравилась Владимиру Оскаровичу идея адмирала о параллельном с войсками движении в сторону Иркутска по железной дороге. Пытался уговорить пересесть в сани и ехать в рядах армии.

– Владимир Оскарович, я не могу оставить золотой запас. Его ведь разграбят, а мы должны сохранить его для будущей России. Может быть, вы возьмёте часть?

– Нет, Александр Васильевич. Наш путь слишком сложен и опасен, чтобы иметь при себе столь дорогую кладь.

Только этого золота и не хватало иметь при себе. Довольно возились с ним в Казани, из-под носа у большевиков увезли его. А теперь – тащить его по тайге, где орудуют красные банды? И без того довольно тягот у армии с навьюченным на неё непомерным обозом, чтоб ещё заботиться о золоте. Отказался наотрез брать его. И попытался ещё раз убедить:

– Александр Васильевич, на дорогах небезопасно. Оторвавшись от армии, вы окажетесь слишком уязвимы. Армия же сможет обеспечить вам надёжную защиту.

– Господа союзники уже пообещали мне защиту, – отозвался адмирал, но в голосе его прозвучал явный скептицизм и злая ирония в отношении «союзников».

– Вы им доверяете?

– Всё же они дали официальные гарантии…

Так и не смог переубедить. Может, недостаточно усилий приложил? Плохо старался? Если бы уговорил тогда, так и не случилось бы несчастья, не оказался бы Верховный в плену. Вырвать его оттуда Каппель считал своим прямым долгом. И ни малейших сомнений не было в выборе пути. Только – на Иркутск. И как можно скорее. Разбить там большевиков, освободить адмирала, а затем уходить в Забайкалье, провести там реорганизацию армии и снова наступать.

Необходимость отхода в Забайкалье не вызывала сомнений ни у кого, а, вот, маршрут пути разделил армию на два лагеря. Владимир Оскарович считал, что нужно двигаться по реке Кан. О реке этой было мало сведений. Срочно отыскали карты, планы, описание военного округа. Скудны были данные, но и то добро, что хоть что-то отыскалось. На совещании в Подпорожной часть начальников выступила против плана движения по Кану, настаивая, что безопаснее двигаться на север по Енисею, почти до Енисейска, а оттуда по Ангаре идти к Байкалу. Этот путь представлялся более изученным и надёжным. Но притом был он и длиннее на две тысячи верст, и частям пришлось бы идти по почти безлюдной снежной пустыне.

– Если нам суждено погибнуть, то лучше здесь, чем забиваться на север, где климат более суровый, – настаивал Владимир Оскарович.

Конечно, о Кане знали мало, и грозна была, по добытым сведениям, эта река своими порогами. Но разве сокращение пути на две тысячи вёрст не стоило риска? Какой смысл затягивать дело, если никаких ощутимых выгод енисейский вариант не даёт? Лишнее промедление лишь вымаривает армию. И к Иркутску надо спешить, выручать адмирала и золотой запас.

Всё же, как и перед Красноярском, разрешил несогласным идти своим путём. Ушли Барнаульский полк и ещё несколько частей. Остальные остались.

Берег Кана был практически отвесным. Лошадей спустили на русло без саней. Животные съезжали вниз на крупах, поджав задние ноги, или завалившись на бок. Легко съехали вниз сани. Проводники предупредили, что река местами не замерзает даже зимой. С виду русло было покрыто ровным покровом снега в аршин высотой, но под ним били горячие источники с соседних сопок. Нужно было двигаться вперёд крайне осторожно, нащупывая, проверяя путь, как если бы пришлось идти по болоту. Дорогу остальным прокладывали четвёртая дивизия и собственный конвой Каппеля. Пропитанный водой снег обращался в месиво, в ледяные бесформенные комья, резавшие ноги лошадей и выводившие их из строя. Искалеченные, они ложились на лёд, чтобы уже больше не вставать. Вмерзали в лёд полозья саней, и немалых усилий стоило вытянуть их. Многих приходилось оставлять. Иногда сани с людьми проваливались в открытые полыньи. Незамерзающие пороги реки приходилось объезжать, прокладывая дорогу в непроходимой, дикой тайге, покрывавшей отвесные горные ущелья, сжимавшие с обеих сторон коварную реку.

Мороз доходил до тридцати пяти градусов, начался снег, не перестававший падать почти двое суток. Солнце не проглядывало, и ночь тянулась бесконечно, как в заполярье. Люди двигались, словно под гипнозом, забыв о тепле, обмороженные, не различающие дня от ночи, утоляющие голод горстью муки или кусками мёрзлого сырого мяса. Даже дети не плакали и лишь боязливо жались к своим матерям. Гробовую тишину, нависшую над медленно ползущей колонной, нарушали лишь бредовые бормотания и вскрики больных.