Читать книгу - "Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов"

Пернове65.

26-27 июля (8–9 августа) немецкий флот попытался осуществить прорыв. Передовую часть кораблей противника у кромки минного поля поначалу встретили всего четыре эсминца русского 6-го дивизиона, позже подошла поддержка – канонерские лодки «Грозящий» и «Храбрый», а затем и «Слава». Следует отметить, что линкор так и не смог выйти на дистанцию, которая позволила бы ему использовать орудия главного калибра, и не сделал ни одного выстрела66. Уже к 8 августа командованию немецкого флота стало ясно, что выполнить задачу прорыва не удастся, а утром 10 августа корабли стали возвращать назад. 3 (16) августа попытка прорыва была повторена. В этот раз «Слава» оказала значительную поддержку минной дивизии при отражении противника, без него миноносцы и канонерские лодки не смогли бы долго удерживать позиции. Имея четыре 305-мм орудия с дальностью стрельбы в 95 кабельтовых (даже при искусственном крене) против 24 280-мм орудий «Нассау» и «Позена» с дальностью стрельбы в 115 кабельтовых, русский линкор сосредоточился на обстреле тральщиков противника. Тем не менее утром 6 (19) августа немцы прорвались в Рижский залив.

Их эскадре удалось перехватить и атаковать русские канонерские лодки «Сивуч» и «Кореец». В результате «Сивуч» после боя с превосходящими силами был потоплен, из экипажа в 135 человек спаслись только пятеро. «Кореец» вынужден был выброситься на берег, после чего взорван командой. 20 августа корабли противника обстреляли Пернов и затопили на выходе из его гавани предназначенные для этого пароходы. От планов минирования Моонзунда и обстрела Усть-Двинска вице-адмирал Э. Шмидт отказался. Опасаясь русских и британских подводных лодок (субмарина Е-1 под командованием командора Н. Лоуренса 19 августа поразила торпедой линейный крейсер «Мольтке»), он препочел вывести 21 августа свою эскадру из Рижского залива. В этих боях русский флот потерял две канонерские лодки, повреждения получили линейный корабль и три эсминца. С немецкой стороны потери составили два эсминца, три тральщика и прорыватель заграждений, были повреждены два линейных и два легких крейсера, два миноносца и тральщик67.

Новейшие русские линейные корабли дредноутного типа в это время продолжали стоять в Гельсингфорсе. По приказу от 27 сентября (10 октября) 1914 г. их можно было использовать с санкции императора. Только 8 (21) августа командующий Балтийским флотом вице-адмирал В. А. Канин получил разрешение «пользоваться двумя кораблями 1-й бригады линейных кораблей, не испрашивая на то всякий раз Высочайшего разрешения»68. Прорыв противника 19–21 августа практически никак не повлиял на ход дел на русско-германском фронте. С уходом немецких кораблей русские суда возобновили активную поддержку прибрежным позициям Северного фронта, какой-либо угрозы его тылу немецкий флот так и не смог не только создать, но даже имитировать. У командования противника оставалась надежда обойти русские войска на другом участке, в районе Варшавы, однако реализовать и этот план не удалось.

Германской армии пришлось штурмовать столицу Царства Польского фронтальным ударом. Штаб Северо-Западного фронта переехал в Волковыск, армия ежедневно отступала по 20–30 верст. В начале июля М. В. Алексеев получил приказ отводить войска за Вислу. «Благодаря своей неутомимой трудоспособности, организационному дарованию, педантичной точности и глубокому знанию военного дела, – вспоминал сотрудник Ставки, – он (то есть М. В. Алексеев. – А. О.), при постоянной поддержке со стороны Верховного командования, настолько упорядочил отступление нашего фронта, что, по признанию самого Людендорфа, немцам не удалось при этом добиться на нашем фронте решительных стратегических результатов, на которые они рассчитывали, начиная свое наступление»69.

М. В. Алексеев демонстрировал уверенность, но на самом деле это была, скорее всего, лишь демонстрация внешнего спокойствия. Генерал снова вспоминал о Мукдене, его мучили картины страшного суда из 25-й главы Евангелия от Матфея70: «Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его. Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть, жаждал, но вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен был и в темнице, и не посетили Меня». Тогда и они скажут ему в ответ: «Господи! Когда мы видели Тебя алчущим или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?». Тогда скажет им в ответ: «Истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне». И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную»71.

То, что происходило, могло вызвать подобные ассоциации не у одного человека: уверенность командующего не передавалась армиям, отступление производило весьма гнетущее впечатление на войска и командование, а приказ об эвакуации крепостей вызывал неприятные эмоции в гарнизонах72. Неизменно хорошим, несмотря на большие потери в боях с германцами, настроение было лишь в Гвардейском корпусе73. Он находился тогда на Юго-Западном фронте и отходил на восток от Холма. Гвардейцам пришлось стать свидетелями и участниками трагических событий. Офицер Преображенского полка вспоминал: «Отход происходил планомерно и в большом порядке. Ни пленных, ни раненых мы за собой не оставляли. Местность, через которую проходили наши войска, была предана огню. Сжигались деревни, скирды с хлебом, а скот либо уничтожался, либо угонялся вслед за войсками. Очень часто во время ночных отступлений полку приходилось двигаться через коридор, окруженный горящими скирдами и домами, насколько хватал глаз»74.

В это время уже шла частичная эвакуация Варшавы, и прикрывавшие ее войска несли огромные потери. Неизбежно возникал вопрос об ответственности. «Беру вину тяжелую на себя, – писал в уже цитируемом письме М. В. Алексеев, – но в ней я, по существу, так мало принимал участия, что являюсь лишь ответчиком потому, что таковым должен быть неудачливый полководец… А неудачи наши заложены глубоко, глубоко… и кто же их увидит, кто будет изучать. Проклятие на голову того, кто не сумел дать победу, а одарил неудачею»75. Но главнокомандующего Северо-Западным фронтом удручало не только положение на фронте. 3 (16) июля к нему в штаб приехал А. И. Гучков. «После его отъезда командующий был особенно расстроен, – записал в своем дневнике Ф. Ф. Палицын. – По словам Михаила Васильевича, Гучков сообщил ему ряд фактов из деятельности центральных управлений по заготовке боевого снабжения. Нельзя провести грань, где кончается недомыслие и начинается преступность. Когда приходится туго, все вообще явления принимаются болезненнее, но указывать на недостатки легче. Военное министерство виновато во многом. Но виновата также и наша индустрия, и многие другие, сваливавшие вину на других»76. Однако заключительная мысль вовсе не была популярной в это время.

В боях второй половины лета – начала осени материальное превосходство немцев проявилось особенно ярко. Британский журналист подвел итоги увиденному им в эти дни под Варшавой: «Россия не смогла обратить свои ресурсы в боеприпасы, а Германия, готовившаяся к этому дню 40 лет, смогла. Этому она обязана взятием Варшавы»77. 19 июля русские войска отступили с позиций по Бзуре, которые они защищали семь месяцев. 23–24 июля двум германским армиям – Ф. фон Шольца и М. фон Гальвица – удалось форсировать Нарев между Пултуском и Остроленкой. Прорыва не получилось, немецкие дивизии встретили упорное сопротивление. Однако возникала угроза петроградско-варшавской дороге. Ее участок между Белостоком и Варшавой находился уже в 15–30 км от позиций противника. 29 июля немцы перешли Вислу к северу от Ивангорода. 26–30 июля войска 3-й и 4-й армий, весьма удачно оборонявшиеся на Влодавской укрепленной позиции, вынуждены были покинуть ее. 2 августа М. В. Алексеев приказал очистить столицу Царства Польского. Эвакуация была начата в ночь с 3 на 4 августа и происходила в полном порядке78.