Читать книгу - "Великие арабские завоевания - Хью Кеннеди"

Поражение и смерть Дахира означали конец организованного сопротивления. Многие из женщин Дахира покончили с собой, сгорев вместе со своими служанками и имуществом, чтобы не стать пленницами. «Чачнаме» вкладывает в уста одной из сестер убитого правителя короткую речь: «Наша слава ушла, и близок предел нашей жизни. Коль нет надежды на свободу и безопасность, давайте соберем дерево, хлопок и масло. Лучше для нас, думается мне, сгореть дотла и скорее повстречаться со своими мужьями в ином мире». Все они вошли в дом, подожгли его и сгорели заживо. Несмотря на эту добровольную жертву, хроники говорят, что многих благородных женщин великой красоты отослали Хаджаджу в Ирак. Тот, в свою очередь, переслал их ко двору халифа, где их продали или раздали в награду родичам и соратникам. Остатки войска Дахира преследовали до Брахманабада, близ которого мусульмане позже их снова разбили и основали город Мансуру.

«Чачнаме» сохранила сообщение о том, как поступил Мухаммад ибн Касым с жителями Брахманабада. Возможно, этот эпизод отражает множество проблем, возникших при мусульманском завоевании. Первым его порывом было пощадить всех ремесленников, торговцев и простолюдинов и казнить всех, принадлежащих к военной касте. Но скоро он осознал необходимость привлекать местных чиновников для работы в администрации. Первым делом он установил для ремесленников и чиновников ценз, вынуждавший их обратиться в ислам или платить подушный налог. Затем он назначил сельских старост для сбора налогов. Тем временем брахманы старались упрочить свой статус при новом режиме. Они пришли к Мухаммаду ибн Касыму с обритыми в знак покорности головами и лицами и подали ему петицию. Прежде всего они желали обезопасить всех выживших членов семьи Дахира, в том числе его жену Лади, которую вывели из внутренних покоев. Рассказывали, что Мухаммад ибн Касым купил ее, и она стала его женой. Интересно сравнить этот брак с относящейся к тому же времени женитьбой сына Мусы ибн Носсейра, завоевателя Аль-Андалуса, на дочери визиготского короля Родриго. В обоих случаях арабы-завоеватели стремились заключить союз с прежним правящим домом, возможно, в надежде, что их потомки станут наследственными правителями. Однако в обоих случаях этому помешали энергичные действия правительства в Дамаске.

Затем брахманы объяснили, с каким почетом и преклонением к ним относились в старом царстве. Мухаммад сказал, что им будут дарованы такие же привилегии и такой же статус, какими они пользовались при правителе Чаче, отце Дахира. Этот статус перейдет по наследству к их детям. Затем брахманы просили сохранить за ними их доходы. Им позволено было собирать обычную плату с купцов и ремесленников. Новые жалобы последовали со стороны хранителей храма Будды. Прежде они жили на доброхотные пожертвования, но теперь подаяние иссякло, потому что люди боялись мусульманских солдат. «Теперь, — жаловались они, — наш храм покинут и разрушен, и мы не можем больше поклоняться нашим идолам. Мы взыскуем у справедливого правителя позволения починить и отстроить заново наши буддийские храмы, чтобы продолжать поклоняться в них, как прежде». Мухаммад написал Хаджаджу, который ответил, что, покуда они платят налоги, у мусульман больше нет никаких прав над ними, и им надо позволить поддерживать свои храмы, как прежде. На встрече, состоявшейся вне города, Мухаммад собрал всех старост, вождей и брахманов и позволил им строить храмы и вести торговлю с мусульманами. Он также велел проявить доброту к брахманам и отмечать их святые дни, как делали их отцы и деды, и, что могло быть более важным, платить три из каждых ста дирхемов налога брахманам, а остальные отсылать в казну. Установили кроме того, что брахманы (очевидно, те, кому не доставалось выплаты из налога) вправе с медными чашами просить подаяние у дверей, собирать зерно и использовать его по своему усмотрению.

Следующей проблемой стал статус джатов. Советники Мухаммада описали их низкое положение и меры дискриминации, которые принимались против них в правление Чача: их принуждали носить грубую одежду; ездить верхом им дозволялось только без седла и поводьев, покрывая спину коня попоной; им полагалось водить с собой пса, чтобы их могли отличить от других племен; они обязывались днем и ночью служить проводниками путникам, а если кто-либо из них был пойман на воровстве, его детей и других членов семьи бросали в огонь и сжигали. Короче: «Они все — из породы диких скотов. Они всегда были упрямы и непокорны правителям и вечно занимались грабежами на большой дороге». Мухаммада легко удалось убедить, что это «подлейшие из людей» и с ними следует обращаться соответственно.

Описанные дискуссии интересны не тем, что точно отражают события, а тем, что рассказывают нам о расселении мусульман и отношении к нему местных жителей. На самом очевидном уровне они показывают, что мусульмане использовали готовый административный аппарат и сохраняли в целости основные социальные структуры. Сообщение преследует двойную цель: мусульманам оно объясняет, почему при внешне мусульманском правительстве брахманы сохранили такое влияние и почему следует терпимо относиться к их храмам. Одновременно оно указывает на необходимость терпимости по отношению к буддистам и их свободу практиковать свою религию. Не-мусульмане узнают, таким образом, что их статус был признан самим отцом-основателем синдского ислама Мухаммадом ибн Касымом и его великим повелителем Хаджаджем лично. Что до несчастных джатов, они просто ничего не выиграли от прихода ислама.