Читать книгу - "За плечами ХХ век - Елена Ржевская"

Пока на главной улице так мощно пульсировал многоликий, разноязычный, праздничный карнавал, происходило два события.

Военное положение Быдгоща в эти часы резко, тревожно менялось. Об этом знали пока лишь те, кому положено знать. Я не знала. Но второе событие происходило рядом, в прилегавшем к главной улице глухом переулке, у меня на глазах, и я когда-то об этом писала. Но не миную, не отрину – повторю, раз уж той же дорогой через Быдгощ снова иду со своей армией к последней ее цели – Берлину. Тут, в переулке, растянулась вереница людей со скарбом, груженным на тележки, салазки, на спины. Это были немцы хуторяне, согнанные поляками со своих мест, с вековых своих поселений, кое с какими лишь пожитками бредущие бог весть куда – на запад. Ватага польских подростков на коньках с гиканьем кружила вокруг них. Их главарь оторвался, проехал на коньках вперед и вовсе преградил беженцам дорогу. Пожилая немка, укутанная поверх пальто в тяжелый, грубый плед, какой носили в ту пору и наши деревенские женщины, называя шалью, старалась что-то объяснить ему, а он, не слушая, исступленно колотил палкой по ее узлам со скарбом и кричал остервенело: «Почему не говоришь по-польски? Почему не умеешь говорить по-польски?» Я взяла его за плечо. «Что ты делаешь?! Оставь их!» Он поднял лицо – злоба и слезы в глазах. Посмотрел на меня, вернее, на мой полушубок и звездочку на шапке и отъехал в сторону. Но издали он тревожно поглядывал, для него нестерпимо, что немцы с е г о д н я беспрепятственно ходят по земле после всего, что было.

Так на втором плане этого праздника братства вывернулось и бесновалось скопившееся под игом жестокости зло, насилие.

Было морозно, сыпал мелкий колкий снег. Куда тащились эти люди, кто ж их пустит под кров, где, на каком глухом проселке закоченеют они? В стороне от больших дорог истории, от мировых катаклизмов, сатанинских замыслов мирового господства, знавшие только крестьянский труд, они игрой бесовских сил загнаны в ловушку и, выходит, в ответе за все. Ни небо, под которым родились, не вступилось, ни земля, веками возделываемая, ни вековые корни рода, что в этой земле. Все отступилось, отреклось. Людей судят, сводят, разводят по крови. Выходит, у немцев набрались. Но эти изгои отсечены ведь фронтом от тех, с кем повязаны кровью. Что теперь? Где та обитель, что приютит их? Для ненависти и мести это праздные мысли. Вразумит кто?

Все смешалось: ликование всеобщего братства и темное, ранящее – гонимые немцы крестьяне и бешенство преследующих мальчишек.

Люди, согнанные сюда, в Бромберг, строить заградительный вал от Красной Армии, потерявшие под игом врага связи с миром, так ликующе, так возвышенно обрели их сейчас, здесь. Но если можно кого-то отсечь, изгнать – не начало ли это пути к обрыву? «В одном конце мира тронешь – в другом отзовется».

У дверей комендатуры верхом на справном жеребце комендант, не спешиваясь, отдавал чрезвычайные распоряжения ввиду создавшейся тяжелой военной ситуации для города.

А по шоссе сюда приближалась какая-то колонна, и комендант нетерпеливо всматривался, конь под ним переступал на месте.

Уж можно было различить сине-красно-белое полотнище – флаг Франции. Но люди шли не воинским порядком, а растекаясь по ширине шоссе какой-то странной, неоднородной массой.

Французы подошли поближе и остановились, от их солдатских рядов стали отделяться какие-то непонятные серые фигурки и скапливаться по одну сторону шоссе. Комендант, сидя высоко в седле, первый что-то заметил. Опешил:

– Ну и дела! – невнятно ругнулся, спрыгнул с коня, сделал мне знак, поведя подбородком и вскинув осколок брови, чтобы следовала за ним, и быстро пошел к шоссе.

Французы по-военному приветствовали нас. Комендант, казалось, не обратил внимания, он прошел немного в сторону от них, туда, где скопились, держась друг друга, эти странные серые существа, все вместе похожие издали на призрачное и пыльное серое облако. Трудно было признать в них женщин. Комендант громко обратился:

– Здравствуйте!

Я перевела по-немецки.

– Еще раз – здравствуйте! – яростно и с натужной учтивостью повторил он.

Облако шелохнулось, и тут мелькнула желтая звезда на спине женщины. Так я впервые увидела желтую шестиконечную звезду из тех, что еще издали поразили коменданта. До того мы про них только слышали.

Это были еврейские женщины из концлагеря. В рубищах, с одеялом на плечах или с мешковиной, скрывшими те звезды, а кто и успел спороть их. Но и тех, что еще оставались, достаточно было, чтобы оцепенеть от пронзительного, нестерпимого чувства.

– Скажи им: они свободны. Вы свободны! – спешил сказать комендант, опережая меня. Кто-то из толпы женщин низким, хриплым голосом спросил по-польски, куда их теперь определят.

– Да никуда! Вы свободны! – сказал комендант, одаривая их всем завоеванным царством земли. – Вон дома, видите? Там пустые квартиры. Немцы бросили, убежали. Идите располагайтесь, и все, что осталось, все вещи – ваши. Берите! Они тебя поняли? – пристально спросил. Я кивнула.

Французские солдаты, изнуренные, в истрепанных шинелях, смотрели на нас изучающе, улыбались. Адъютанта генерала Жиро среди них не было. Эти все рядовые, вероятно, из другого лагеря. Они перешли поближе к женщинам и опять смешались в серой массе, отдавали женщинам их узелки, мешки. Эту немудреную, а все же ношу французы несли все десять километров и вели под руки тех своих спутниц, кто совсем ослабел. Теперь они тепло прощались с ними.

– Вив’ля Франс! – негромко сказала я взволнованно. Это все, чем располагала по-французски. Они живо, радостно откликнулись.

– Слушай сюда! – крикнул майор. – Товарищи французы!

Не понимая обращенных к ним слов, они под этот окрик живо снова сошлись, образовали строй.

– Первым делом – от души приветствую вас.

– Пожалуйста, кто-нибудь понимает по-немецки? – спросила я. – Прошу вас, скажите французским солдатам – майор от души приветствует вас.

Молчание.

– Вынужден извиниться за всех, – кто-то на хорошем немецком заговорил из строя. – Но мы надеемся на наши с русскими контакты без посредства языка немцев.

– Что такое? – нетерпеливо спросил комендант, он торопился.

– Они не хотят общаться на языке противника.

Комендант одобрительно хмыкнул.

– Ты чешешь по-французски? Нет? Ну тогда что ж получается? – Он озабоченно оглянулся на подведенного вестовым коня. – Ну как знают.

– Я могу перевести. – Это из серой массы женщин отделилась одна. Она скинула с головы мешок, повисший на ее плечах… Прелестное юное лицо, непокрытые белокурые волосы.

– Ну, тогда ладно. Товарищи французы! От имени Красной Армии я по-братски рад, что мы вас освободили… Вот девушка вам сейчас переведет.

Теперь у нас пошло, наладилось двойным переводом. Французы радостно оживились.

Один солдат вынырнул из строя и, сняв суконную пилотку, надел на светлые волосы переводчицы.