Читать книгу - "Перуновы дети - Юлия Гнатюк"

Волчьего окраса пёс, заметив чужака, метнулся из будки и, встав лапами на перекладину ворот, залился лаем.

Фигура распрямилась, держа в руках миску с клубникой. Чёрные курчавые волосы и борода, уже чуть тронутая проседью, карие внимательные глаза.

– Бог в помощь, Андрюша! – окликнул пришедший.

Оставив миску под навесом, хозяин приблизился к калитке, и почти сразу глаза его вспыхнули радостным изумлением.

– Славка! Чумаков! Неужто ты?

Они обнялись, потом отстранились, разглядывая друг друга.

– Ты почти не изменился, такой же изящный, наверное, в выпускной костюм ещё влезаешь? – пошутил Андрей.

– Зато ты вон какой солидный. У вас что же, сан обязывает иметь представительный вид? – окидывая мощную фигуру священника в чёрном подряснике, отвечал Вячеслав.

– Нас Господь Духом своим питает, оттого и тело здраво. Ну, давай, проходи, коль пожаловал! – довольно гудел своим тренированным басом отец Андрей, напирая на «о». Прикрикнув на собаку, повёл гостя в дом.

Вошли в комнату, и Чумаков опять ощутил волнение: многие предметы находились на своих местах, воскрешая воспоминания из далёкого детства-юности. Эти книжные полки они когда-то делали вместе, обжигали паяльной лампой «под старину», покрывали лаком. Чумаков осторожно провёл рукой по дереву: сколько оно впитало их молодой энергии, споров о жизни и будущем. На стенах несколько картин, в основном иконопись.

– Твои? – кивнул Вячеслав, когда Андрей появился из кухни, собирая на стол.

– Мои, только давнишние.

– А теперь что же, не пишешь? Помнится, у тебя в десятом классе даже выставка персональная была…

– Почти не пишу, нет времени.

Они обменивались короткими фразами, когда Андрей появлялся то с глиняной миской, наполненной домашними соленьями, то с горкой аккуратно нарезанного хлеба, то с рюмками и тарелками.

Чумаков продолжал осматривать комнату. Задержал взгляд на книгах: Спиноза, Геродот, Гегель, Конфуций. Рядом с философами древности книги по теологии, философии, истории религий, богословию: Флоренский, Бердяев, Соловьёв, Фома Аквинский, Ригведа и жизнеописания Отцов Церкви, дореволюционное издание серии «Жизнь замечательных людей» и Библия – огромная масса человеческих знаний, которой в своё время питался ненасытный мозг его друга.

– А что у тебя на полке сейчас стоит? – перехватив взор, спросил Андрей.

Вячеслав понял смысл вопроса.

– Словари стоят, справочники, пособия по языкам, анатомии, психологии, биоэнергетике, рукопашному бою, восточным и западным единоборствам, индийской йоге. А ещё Толстой, Куприн, Чехов, Стефан Цвейг и Карел Чапек, сборники приключений, книги о разведчиках…

– А детективы? – уточнил Андрей, венчая накрытый на скорую руку стол красивой бутылкой и жестом приглашая Чумакова.

– Не угадал, – улыбнулся Вячеслав, усаживаясь. – Люблю живую мысль, а не накрутку сюжета с трупами, стрельбой и единственным вопросом: кто убийца? Тем более что хороших детективов мало, в основном выдумки непрофессионалов.

Отец Андрей между тем наполнил рюмки тёмной жидкостью, привычно осенил крестным знамением трапезу на столе:

– Ну, приступим, благословясь!

Чумаков поднял свою рюмку, поднёс ближе, вдохнул аромат и пригубил, смакуя.

Отец Андрей подмигнул:

– Узнаёшь напиток-то?

– Как не узнать! – развёл руками Вячеслав. – Вишнёвая наливка. Помнишь, как мы в восьмом классе напробовались, потом от родителей влетело… Кстати, а где твои?

Андрей опустил глаза.

– Мама умерла позапрошлым летом. Упокой Господи её светлую душу! А у отца сердце прихватило, в больнице сейчас, я потому и приехал…

– Извини, – поник Чумаков, – я не знал…

– Все мы гости в этом мире, – ответил отец Андрей.

Говорили, вспоминали, иногда замолкали в раздумье. Вячеслав кивнул на старенькую гитару на стене:

– Та самая?

Андрей в юности хорошо играл и пел. Во всяких вылазках на природу у Андрея было одно общественное поручение: взять гитару. А вечером потрескивающий костёр на берегу реки, взмывающие в чёрное небо искры, вслед которым летят, смешиваясь с гитарными переборами, искренние и задушевные песни.

– А помнишь, – продолжал Вячеслав, – как мы втроём: ты, я и Маша Свирина – активисты кружка биологии – ездили летом в заповедник бобров считать?

– Ещё бы, – грустно улыбнулся отец Андрей, – ты с Машей целовался на корме лодки, а я молча грёб. И как только моё сердце не лопнуло, потому что Маша была первой девушкой, в которую я влюбился…

– Ты? Влюбился в Машу? – ошарашенно уставился на него Вячеслав. – А почему об этом никто не знал, тем более я?

– Дело прошлое, – махнул рукой Андрей, – теперь уже можно признаться. Потом я встретил свою настоящую судьбу. Растим троих детей. А ты как?

Чумаков махнул рукой:

– А я ещё не встретил…

– Пора уж! – прогудел Андрей. – Что за жизнь без семьи?

– Ну, может, с твоего благословения этот вопрос решится! – отшутился Вячеслав. Потом ближе придвинул стул и положил руку Андрею на плечо. – Чёрт побери! – забывшись, проговорил он. – Кажется, что в наше время всё было проще и чище. Удивительно, но даже те, с кем мы вздорили когда-то, вспоминаются с теплотой. А вот шёл сейчас по улицам, знаешь, что почувствовал? Запахи! Та старая булочная за углом, как повеяло знакомым хлебным духом, внутри всё взбудоражилось! Всё здесь пахнет по-особенному, духом воспоминаний, что ли…

– Ты недавно вернулся издалека? – вдруг в упор спросил отец Андрей.

Чумаков разом осёкся, и нависла пауза.

– Слышал, слышал, где ты работаешь, – продолжил духовник. – По правде говоря, представлял тебя преподавателем или юристом – адвокатом там, или прокурором…

– А я, Андрюша, был уверен, что ты станешь знаменитым учёным-биологом или историком, археологом, художником или писателем, в конце концов!

– Ты прав, – карие чуть выпуклые глаза отца Андрея стали серьёзными, – три стихии человеческого бытия влекли меня с детства в равной мере: наука, писательство и церковь. Я решил соединить все три пути в один…

– Ну и как, получается?

– Не всегда. Порой бывает так тяжко, что кажется, не хватит сил. Но всякий раз я обращаюсь к Господу, и Он укрепляет и поддерживает. А вот как вы, неверующие, можете существовать без Всевышнего в сердце, этого я не могу понять…

– Есть и у нас, Андрюша, внутри такой стальной стержень, который не даёт согнуться перед разными обстоятельствами.

Лукавая искорка блеснула в очах отца Андрея.

– Этот стержень, друг мой, именуется проще – Душа…