Читать книгу - "Фронда - Константин Кеворкян"

Более того, даже осознававшие всю несправедливость конкретных наветов старые большевики старались принести свою жертву с максимальной пользой «для дела»: «Петя, сын одного талантливого инженера, с юных лет примкнувшего к революционному движению, учился со мной в школе. Я часто видел его отца и мать, красивую брюнетку, на наших школьных представлениях в Деловом клубе. Он носил бородку, а на его груди красовался редкий тогда орден Красного Знамени, полученный за какую-то смелую операцию в годы Гражданской войны. Как он мог оказаться вредителем?

– Он не вредитель, – рассказывал, едва сдерживая рыдания, Петя после свидания с отцом незадолго до его отправки в ссылку в Сибирь. – Он считает, что, признаваясь в проведении несуществующих диверсий, оказывает последнюю в своей жизни услугу партии, делу социализма. Страна во вражеском окружении, есть и внутренние враги. Народ должен сохранять бдительность и верить в светлое будущее. Делая признание, он считает, что укрепляет систему, созданную революцией, поддерживает веру народа в Сталина, имя которого ассоциируется с социализмом…» (80)

В дневниках Елены Сергеевны Булгаковой 1937 года отражена кровавая вакханалия, закружившая московскую элиту, и сочувствия к жертвам, прямо скажем, мы находим не много:

21 апреля. Слухи о том, что с Киршоном и Афиногеновым что-то неладно. Говорят, что арестован Авербах. Неужели пришла судьба и для них? (Здесь и далее выделено мной – К.К.)

23 апреля. Да, пришло возмездие. В газетах очень дурно о Киршоне и об Афиногенове.

27 апреля. Шли по Газетному. Догоняет Олеша. Уговаривает М.А. пойти на собрание московских драматургов… Уговаривал выступить и сказать, что Киршон был главным организатором травли М.А. Это-то правда. Но М. А. и не подумает выступать с таким заявлением и вообще не пойдет.

26 мая. Оля сегодня мне звонила днем: «…сейчас на активе МХАТ Рафалович в своем выступлении говорил о том, что «вот какая вредная организация была РАПП, какие типы в ней орудовали… затравили, задушили Булгакова…».

5 июня. В «Советском искусстве» сообщение, что Литовский уволен с поста председателя Главреперткома. Гнусная гадина. Сколько зла он натворил на этом месте…» (81)

Возможно, вы не в курсе, что именно «гнусная гадина» Литовский выведен Булгаковым в образе незабвенного критика Латунского. «Врагами народа» объявлены Киршон, Авербах, Федор Раскольников (тоже давний гонитель Булгакова), Ричард Пикель (личный секретарь Г. Зиновьева, бурно радовавшийся снятию булгаковских пьес в 1929 году): «Эх, какое осложнение! И нужно ж было, чтоб их всех сразу…»

Горести постигли и долго измывавшийся над писателем МХАТ. Племянник Станиславского умер в тюремной больнице, а его жену и свояченицу в 1937 году расстреляли, но и это не смягчило писателя. Елена Булгакова рассказывала, что даже когда Михаил Афанасьевич был уже смертельно болен, он будил ее по ночам и заводил с ней разговор о ненавистном театре, и в этом разговоре он забывал свои боли, высмеивая Немировича-Данченко.

Между тем, Сталина Михаил Афанасьевич уважительно вспоминал как человека, однажды помогшего ему. И не только ему. Свежи были еще в памяти хлопоты А. Ахматовой об арестованных муже и сыне, в которых Булгаковы принимали непосредственное участие. Обращения Ахматовой и также помогавшего ей Пастернака подействовали, о чем свидетельствует резолюция на письме А. Ахматовой, начертанная рукой Сталина: «т. Ягода. Освободить из-под ареста и Пунина, и Гумилева и сообщить об исполнении. И. Сталин». Уже в ноябре 1935 года Н. Пунин и Л. Гумилев были освобождены.

Еще раз – Булгаков не радовался репрессиям, обрушившимся на советскую, доселе процветавшую и самоуверенную элиту, но наказание тех, кто долго измывался над ним, считал заслуженным, как и многие другие интеллигенты старой формации. М. Бахтин вспоминал о судьбе следователей ГПУ, которые в 1928–1929 годах стряпали его «дело», а также «дело» его близкого знакомого – историка Е. Тарле; в 1938 году этих следователей расстреляли: «Тарле мне написал с торжеством: “А знаете, наших-то ликвидировали”» (83). «С торжеством», заметьте.

«Когда арестовали Шумяцкого (руководитель кинематографии), было в Москве большое торжество. Очень его не любили, многие не любили. В ”Метрополе” Барнет пьяный напился. Все ходили веселые», – это уже Михаил Ромм (84). И в то же время кадровый чекист П. Судоплатов вспоминал о том периоде с ужасом: «Впервые мы боялись за свою жизнь, оказавшись под угрозой уничтожения нас нашей же собственной (! – К.К.) системой» (85). Впервые за 15 лет репрессивная система повернулась своей звериной мордой к ее создателям, вот и шок.