Читать книгу - "Дневник посла Додда - Уильям Додд"

Я вышел из собора в двадцать минут первого и вздохнул с облегчением, не видя больше этого чудовищного лицемерия. Возможно, не все со мной согласятся. Подлинное учение простого, бесхитростного Иисуса Христа оказало на меня огромное влияние, и раннее христианство я считаю подлинно демократичным. Однако в наше время ни католики, ни протестанты не верят в христианские или демократические принципы и не претворяют их в жизнь. Со студенческой скамьи, будучи председателем отделения Христианской ассоциации молодежи при Политехническом институте в Виргинии, я постепенно осознал неискренность людей, называющих себя христианами, и из соображений порядочности перестал ходить в церковь, за исключением особых, сугубо официальных случаев. Если бы люди действительно были христианами, в мире не было бы войн и той ужасной эксплуатации, которой наши предприниматели подвергают народ.

Вторник, 21 мая. В восемь часов я поехал в оперный театр Кролля, находящийся по соседству со старым зданием дискредитированного рейхстага; в этом театре Гитлер должен был обратиться к миру с речью о своей роли и политике в качестве фюрера. Я вошел в зал за пять минут до начала, но все места, отведенные для дипломатов, кроме одного, были уже заняты. Французский, итальянский, английский, японский и польский послы сидели в первом ряду; там же я увидел супругу Нейрата и синьору Черрути, так что для меня места там не осталось. Бассевиц специально для меня приставил к первому ряду стул, который, однако, показался мне неудобным, и, зная, что речь продлится два часа, я предпочел единственное свободное место в третьем ряду, что было хотя и не дипломатично, зато удобно.

Канцлер начал свою речь точно в назначенное время. Первые двадцать минут он говорил об экономическом положении Германии, впрочем, без подлинного понимания дела. Затем он перешел к положению Германии в конце мировой войны (как будто Германия не повинна ни в каких преступлениях) и заговорил о несправедливом Версальском договоре. Я видел, как неловко чувствовал себя французский посол, особенно когда Гитлер говорил о «Четырнадцати пунктах», выдвинутых в 1918–1919 годах. После этого он целый час обрушивался на Лигу наций и коммунизм. Впрочем, нельзя сказать, чтобы здесь он был целиком неправ, но он чересчур преувеличил их пороки. На этот раз он ни словом не обмолвился о своей готовности вернуться в Лигу наций при условии, что Германии будет обеспечено равноправие, о чем так много говорилось с октября 1933 года.

Высказывания Гитлера о Литве и инцидентах на восточной границе более явственно, чем он того хотел, выдали его истинную цель – ни за что не отказываться от надежды на аннексии. Он неоднократно повторял, что Германии колонии ни к чему, хотя Шахт утверждает как раз обратное, и, следовательно, она должна присоединить к себе такие полуиндустриальные страны, как Литва, Эстония, а также Западная Польша. Намек на аннексию Литвы, сделанный в завуалированной форме, тем не менее вызвал самое громовое «ура» за весь вечер. Столь же бурное одобрение получил подобный намек относительно Австрии.

Гитлер не сказал ничего, что прямо выдавало бы военные цели Германии. Его слова о том, что Германия согласна иметь флот, равный 35 процентам британских военно-морских сил, а также сделанное Англии и Франции предложение заключить с Германией договор об ограничении военно-воздушных сил создают две предпосылки для соглашения с Англией, которые, как я полагаю, весьма по душе английскому послу. Вполне возможно, что Гитлер будет вынужден пойти на какое-либо международное соглашение, если другие державы окажутся достаточно благоразумными и предпримут осторожные шаги в этом направлении. Но они этого не сделают.

Какую бы серьезность и многозначительность Гитлер ни напускал на себя, меня ему не одурачить. Однажды он заверил меня, что бросит в Северное море любого немецкого чиновника, который пошлет пропагандистский материал в Соединенные Штаты, а когда в конце марта 1934 года я приехал в Нью-Йорк, немецкий генеральный консул принес мне переданное по телеграфу предписание на этот счет, обязательное для всех германских представителей в Соединенных Штатах. Я передал этот документ в государственный департамент. Однако теперь отделение зарубежной пропаганды в Берлине насчитывает шестьсот служащих. Да и в самих Соединенных Штатах нацисты в 1934 году нисколько не ослабили свою пропаганду, хотя время от времени германские консулы приостанавливали открытую деятельность. Этот случай – одно из многих доказательств лживости нацистских обещаний. И, как бы ни претила мне эта мысль, я считаю, что все европейские державы должны сплотиться и сохранять сплоченность, оставаясь во всеоружии, если только в ближайшем будущем они не предъявят канцлеру ультиматум – прекратить вооружаться сверх определенного предела, но он в ответ на это может начать войну.