Читать книгу - "Кавказская война - Ростислав Фадеев"

На основании вышеизложенного можно спросить: кому же выгодно введение в азиатскую область русского порядка гражданского управления, разоряющего властелина и отталкивающего от него подвластных?

Обсуждение этого вопроса было возбуждено в правительственной среде только однажды, вследствие поданной записки генералом Черняевым в 1874 году о туркестанском управлении. Записка осталась без последствий в силу мнения, высказанного директором азиатского департамента, что наша миссия в Азии существенно-просветительная, а потому в России не должна жалеть издержек в настоящем, ввиду благодетельных последствий их для будущего. Указание на нашу просветительную миссию служит до сих пор самым удобным поводом для нещадной растраты трудовых денег русского народа. Всматриваясь, однако же, в это мнение, оказывается, что оно вовсе не мнение, а не более как фраза.

В течение всех веков истории был только один пример просвещения азиатских населений посредством европейского владычества и слития их с господствующим народом — это было отречение Западной Азии македонским завоеванием; но в то время религиозные верования не стояли еще непереходимой стеной между победителями и побежденными: божества были у них те же самые, разница заключалась только в местных названиях, переводимых с одного языка на другой. С возникновением же христианства и мусульманства между двумя мирами установилось не только отвращение, но полное взаимное непонимание, последствием которого является тот несомненный факт, что европейское владычество в Азии остается лишенным всякого нравственного влияния на покоренных, сколько бы оно ни продолжалось. Как масло и вода, они не смешиваются ни в чем. Англичане, владеющие Индией более столетия, откровенно сознаются в своем бессилии в этом отношении, несмотря на чрезвычайные средства их миссионерских обществ, на громадную силу притяжения их торговли. Наше же просветительное орудие в Азии заключается исключительно в чиновниках от IV до XIV класса; ни о каком ином до сих пор не было речи, по крайней мере в среде высшего правительства, в Петербурге.

На месте смотрели иногда на дело иначе. Оба первые кавказские наместника имели в этом отношении своеобразные взгляды. Князь Воронцов, не признававший возможности улучшения чего-либо посредством расположения административных агентов и формальностей и экономный на государственные расходы, думал закрепить за Россией ее азиатскую окраину возвышением местного дворянства, которому он не только покровительствовал в Грузии, но которое создавал в мусульманских областях в лице беков и агаларов. Он руководился мыслью, несомненно основательной, что мы не можем воздействовать на мусульманскую массу, но можем привязать к себе прямым интересом и со временем обрусить высшее сословие, располагающее этой массой, заменить им штыки, содержащие страну в повиновении. Подобная система доказала уже однажды свою действенность, обратив Казанское и Астраханское ханства в коренные русские губернии, несмотря на населяющие их миллионы мусульман, — правда, при помощи русского переселения в больших размерах, для которого в Закавказье нет места; но принятое начало обещало тем не менее если не столь полные, то все-таки значительные плоды. Князь Барятинский продолжал систему князя Воронцова, но с двумя отступлениями; он хотел ускорить жатву, которую предшественник его имел в виду только в будущем, хотел вырастить ее, можно сказать, тепличным способом, и для этого учредил общество святой Нины, прямой, хотя недоговоренной целью которого в его уме было обращение высшего мусульманского сословия в православие; с другой стороны, князь Барятинский широко и без нужды развивал центральную администрацию для придания кавказскому управлению самостоятельности во всех отношениях. В отличие от взгляда его предшественника система его имела в виду только политическую, но не экономическую цель. Виды первых двух наместников исчезли с ними бесследно. Созданное с такими усилиями высшее мусульманское сословие, не руководимое более в направлении, которое одно только придавало смысл этому начинанию, не принесло нам доселе никакой пользы. Затем водворилась система противоположная — возможно полного приравнения закавказских губерний к русским; допущенные в этом отношении отступления, как видно из самого их свойства, обусловливались не политическими или финансовыми, а исключительно административными соображениями о неприменимости к краю того или другого параграфа общих положений. Хотя при этой системе в течение последних 18 лет доходы края значительно возвысились (не облегчая, впрочем, нисколько тягости государства), но как подобное возвышение вследствие мира и безопасности, водворившихся после покорения горцев, никогда не может возрасти до покрытия, даже до значительного ослабления, дефицита по военному и гражданскому ведомствам, то ясно, что не этим путем можно достигнуть решения существенного вопроса — безубыточного владения азиатскими областями.

В Туркестане не обнаруживалось до сих пор никакого систематического взгляда на управление краем^[82] и на отношения его к государству, так как учреждение на русские деньги широких административных штатов, совсем не вызываемых потребностями управляемых, наряду с беспредметным и бесконтрольным растрачиванием местных доходов, не имеет ничего общего с системой. В Туркестанском крае, вместо заботы о русских интересах, буквально проводили просветительную миссию, для поддержания которой насильно подвергали, например, мусульманский народ оспопрививанию, а когда жители уклонялись от него как от противного вере, предрассудок их подавляли оружием, а наиболее противившихся вешали.

Не сравнивая кавказское управление, постоянно имевшее во главе своей первых людей государства, с управлением туркестанским, нельзя не видеть, однако же, что неустойчивость и недостаточная отчетливость системы управления в одном крае, как и полное отсутствие ее в другом, привели и там и здесь к очень схожему результату. Сравнивая расход государства на каждую из этих окраин по гражданскому и военному ведомствам вместе с приносимым каждой из них доходом, оказывается: на Кавказе, при общем расходе 44 560 000 рублей и доходе 15 400 000, ежегодный дефицит составляет 29 160 000, т. е. доход относится к расходу как 1:2¾ в Туркестане, при расходе и доходе, дефицит, а отношение дохода к расходу как 1:^[83].

Ранее рассмотрения условий, при которых может уменьшиться в некоторой степени тягость по военному ведомству на обеих окраинах, можно вывести из вышесказанного достаточно ясные указания на средства облегчить их гражданский бюджет. Без сомнения, вопрос о бюджете не может стоять особняком, вне связи с политическими условиями русского владычества в крае; но в этом отношении очевидные последствия доказывают, что каждый лишний расход, допускаемый в управлении азиатской областью, составляет вместе с тем политическую ошибку.

Туркестан представляет чистую, беспримесную азиатскую окраину, а потому и в вопросе об управлении им не заключается большой сложности. Погрешности, допущенные в устройстве этой окраины, произошли от промахов одного лица; в них нет спутанности, истекающей из последовательного населения противоположных систем и взглядов: они так еще свежи, что исправление их не особенно затруднительно. Решать политические вопросы, подобные тому, каким образом связать эту страну с Россией органически, в Туркестане еще слишком рано; покуда достаточно сбавить, насколько можно, тягость государства и высвободить туземное население из-под «просветительного» начала, проводимого канцелярским способом. Все зависит от качеств лица, которое будет избрано для управления краем. Новому начальнику предстоит прежде всего выяснить местные доходы, определить действительно необходимые предметы расхода, устраняя те, которые называются у нас полезными, и сократить русскую администрацию до пределов, на которых кончается сознательное нравственное действие, не круша всего разом, дожидаясь для упразднения должностей естественного очищения вакансий, когда занимающие их люди безупречны. Серьезному начальнику трудно взять на себя одного всю эту ломку, и он потребует, вероятно, сенаторской ревизии^[84]. Сокращая русскую администрацию на низших ступенях службы, необходимо заменять ее дешевой туземной, восстановить последнюю в прежнем, привычном народу виде. Самоуправление внизу распространено на всем Востоке и везде действует удовлетворительно. Если при том бывают злоупотребления, то они не вызывают жалоб и не касаются до нас. Неизбежная грязь мелкого азиатского управления не роняет величие владычествующего народа в глазах туземцев, покуда привычные взятки берут туземцы же, а не властелины еще более, — эта практическая истина составляет краеугольный камень европейского владычества в Азии. Новое управление должно начать естественно с собственного очищения от прежде нанесенного сора. Затем предстанет вопрос об определении поземельных прав, не в смысле размежевания по притязаниям туземцев, а с государственной точки зрения, с той точки, как смотрели на предмет князь Воронцов и князь Барятинский. Азиатские страны не похожи одна на другую как и европейские, и пригодное для одной может не годиться для другой; но условия русского владычества в каждом азиатском владении сходны в том, что мы не можем без собственного истощения держать край в руках посредством одних штыков и чиновников, не опираясь на властных и заинтересованных в нашу пользу союзников в среде самого населения. Вопросом же о землевладении преимущественно решается — кого мы принимаем в союзники. В кочевых туркестанских племенах сильно развито родословное начало, крайне неполитично нами подавленное; в оседлых нет родовой аристократии, но есть денежная, влиятельная в Азии, как и везде, которую можно заинтересовать в нашу пользу.