Читать книгу - "100 великих россиян - Константин Рыжов"

По этому полупризнанию можно судить о грандиозности всего замысла. Поэма, по мысли Гоголя, должна была не только вскрыть недостатки и пороки людей, их заблуждения и всю недостойность их поведения, но и стать образцом, показать путь к их исправлению и нравственному возрождению. Во второй части, в отличие от первой (где главным была сатира), важное место должна была иметь проповедь очищения. Гоголь сам как-то говорил Жуковскому, что имеет для себя в качестве образца «Божественную комедию» Данте с ее трехчастным делением. «Мертвые души» соответствовали «Аду». Теперь он должен был создать героев «Чистилища», переходных, положительных, которые будут способствовать пробуждению русской жизни и просветлению людей. Задуманная книга должна была стать для русских читателей чем-то вроде религиозного откровения – не только герои поэмы, «мертвые души», должны были «ожить», но и сами читатели должны были, по мысли Гоголя, облагородиться и даже морально возродиться.

Задача была великая, и Гоголь испытывал тягостные сомнения в своих силах. В самом деле, имел ли он необходимые качества для того, чтобы учить и просвещать людей? Пристально вглядываясь в глубь своей души, Гоголь открыл в ней «темную сторону», «греховность» и «душевную черствость». Он осознал, что для окончания «Мертвых душ» в том виде, в каком он их задумал, он сам должен стать праведником. («Чтобы творить красоту, – говорил он, – нужно самому быть прекрасным».) Темп работы над поэмой резко снизился. Гоголь писал Плетневу: «Сочинения мои так связаны тесно с духовным образованием меня самого и так мне нужно до того времени вынести внутреннее сильное воспитание душевное, глубокое воспитание, что нельзя и надеяться на скорое появление моих сочинений». Он погрузился в чтение трудов отцов церкви, проповедей и сочинений церковных писателей. Глубоко веря в то, что мысль о его труде внушена ему самим Богом, Гоголь каждый день работы над поэмой начинал с особой молитвы: «Боже, соприсутствуй мне в труде моем, для него же призвал меня в мир. Верю, яко не от моего произволения началось сие самое дело, над ним же работаю во славу Твою. Ты же заронил и первую мысль. Ты же один дал силы и окончить, все строя ко спасению моему.»

Но «Мертвые души» не писались. Приходилось вымучивать каждую строчку. Это была чудовищная пытка, кончавшаяся нервными припадками. Гоголь работал через силу и постоянно был недоволен написанным. В июле 1845 г., находясь в Гамбурге, он сжег первую редакцию второго тома. «Нелегко было сжечь пятилетний труд, производимый с такими болезненными напряжениями, где всякая строка доставалась потрясением, где было много такого, что составляло мои лучшие помышления и занимало мою душу, – записал он в тот же день. – Благодарю Бога, что дал мне силу это сделать. Как только пламя унесло последние листы моей книги, ее содержание вдруг воскресло в очищенном и светлом виде, подобно фениксу из костра, и я вдруг увидел, в каком еще беспорядке было то, что я считал уже порядочным и стройным. Появление второго тома в том виде, в каком он был, произвело бы скорее вред, чем пользу».

Оставив пока работу над поэмой, Гоголь решил изложить по крайней мере свои задушевные мысли, использовав для этого письма к друзьям последних лет. Он писал Языкову: «Я как рассмотрел все то, что писал разным лицам в последнее время, особенно нуждавшимся и требовавшим от меня душевной помощи, вижу, что из этого может составиться книга, полезная людям страждущим на разных поприщах». Так в начале 1847 г. появились «Избранные места из переписки с друзьями». В свободной форме писем Гоголь изложил здесь стройную и полную систему своего религиозного и нравственного мировоззрения. Давая оценку этой системе, надо помнить, что Гоголь подходил к решению многих вопросов не с логических, а с нравственных позиций. Нравственная интуиция была его гениальным даром. Он буквально физически чувствовал зло в мире и в самом себе. Зло никогда не было для него абстрактно, напротив, он ощущал его во всей реальности, он буквально «видел», что зло овладевает миром. В этом мистическом реализме заключалась основа его мироощущения. Реальным воплощением дьявола на земле, по представлению Гоголя, являются скука, пошлость и тоска, которыми он околдовывает человечество. «И непонятною тоскою уже загорелась земля, – пишет Гоголь, – черствее и черствее становится жизнь, все мельчает и мелеет, и возрастает только в виду всех один исполинский образ скуки, достигая с каждым днем неизмеримейшего роста. Все глухо, могила повсюду. – Боже, пусто и страшно становится в твоем мире.» Как же противостоять приходу Антихриста? Зло входит в мир через человека, душа которого, изначально светлая и добрая, извращается и омертвевает. Главная причина этой зловещей метаморфозы заключалась, по мысли Гоголя, в болезни века – во всеобщем недовольстве, стремлении к преобразованиям и забвении, потере связи с изначальным и высшим. Каждый хочет быть не тем, что он есть, отсюда – разочарования и пороки. Более же всего подвержено этим ослеплениям русское общество. Все несчастья от того, пишет Гоголь, что русский человек не знает ни себя самого, ни жизни. («Велико незнание России посреди России!» – восклицает он.) Показать русским Россию – в этом видел Гоголь свое назначение и суть своего творчества. Он должен был принести обществу «прозрение» и положить тем самым начало его исправлению. Путь, по которому должно идти это исправление, по мысли Гоголя, заключается не в преобразовании государственных институтов, не в создании новых учреждений, а в нравственном перерождении человека. Все очень просто – каждый, находясь на своем месте, должен стараться дать другим как можно больше добра и не желать ничего иного. «Всякому теперь кажется, – писал Гоголь, – что он мог бы наделать много добра на месте и в должности другого, и только не может его сделать на своей должности. Это причина всех зол. Поверьте, что Бог недаром повелел каждому быть на том месте, на котором он теперь стоит». Преобразование общества, по Гоголю, начинается с приказа: всем оставаться на своих местах, не рвать ни одной традиции, не изменять ни одного учреждения, ибо все институты, законы, должности и установления – совершенны. Социальное зло не в законах и учреждениях, а в извращении их грешными людьми. Отсюда, на первый взгляд странное, убеждение Гоголя, что преобразовывать Россию нужно не нововведениями, а генерал-губернаторами. «В России может этому дать начало всякий генерал-губернатор в вверенной его управлению области, – пишет Гоголь, – и как просто! Ничем иным, как только собственной жизнью своей». Когда должности и сословия войдут в исконные границы, Россия вернется к своему исконному патриархальному строю. Основа этого строя – иерархия любви. Губернатор – отец истинный всем своим подчиненным, все чиновники – его дети, союз любви связывает самые высшие общественные ступени с самыми низшими. Точно так же, помещик должен быть «отцом своих крестьян». А во главе всего этого утопического общества – государь, который имеет отчет за свой народ перед Богом. Таков идеал, к которому должна стремиться Россия. Понятно, что на пути создания этого общества будет много соблазнов, которые можно победить только с помощью Русской православной церкви. Поэтому государственную систему должно увенчать полное оцерковление мира. «Церковь, – писал Гоголь, – одна в силах разрешить все узлы недоумения и вопросы наши, может произвести неслыханное чудо в виду всей страны». Гоголь видел особое предназначение России как раз в том, чтобы явить миру государство, основанное на любви. Он считал Россию страной, особо избранной для этого промыслом Божьим, так как в русском народе есть «начало братства Христова» и он сильнее других народов «слышит руку Божию на всем, что не сбывается в нем». Следовательно, смысл национального бытия России – религиозный. Она страна мессианская, призванная распространить по всему миру свет Христова Просвещения.